Отбитая. Том 2 - Кира Романовская

— Ну, я могу сказать только одно: не попытаешь несчастье — не узнаешь правды, — усмехнулся Филин. — Если он сделал ход — нам тоже пора, я уже год вожусь в этой грязи и ни намёка на чистоту. Пора пытать Семёна электрическим током!

* * *

Вадим вернулся домой в скверном расположении духа, но за безопасность Катерины он теперь был даже спокойнее, машина охраны стояла у соседнего дома. Филин решит вопрос с предполагаемым выманивателем Кати из дома. Кроме Прораба других подозреваемых не было. Незаметный, тихий одиночка, женоненавистник — можно натянуть на портрет серийного маньяка. Дома было тихо, Зефирка бросилась к хозяину встречать, а вот хозяйка где-то задержалась. Вадим шёл по коридору в спальню, когда его взгляд скользнул по кухне, где был полный бедлам — разбитая посуда на полу, остатки еды.

— Катя! — заорал он, бросаясь в спальню.

* * *

Хватаясь за голову, Вадим расхаживал по кухне, и хруст стекла раздавался по всему дому. Сергей сидел за столом, сцепив руки в замок и смотрел в одну точку. Братья Соколовы сиротливо жались около мойки, оперевшись на кухонный гарнитур. Они с тревогой поглядывали на Вадима, на Быстрицкого, на Филина, который орал что-то по телефону в коридоре.

Вадим ударил кулаком в дверцу навесного шкафчика и послышался хруст дерева.

— Он её всё-таки выманил! — зарычал Вадим, тяжело дыша. — Как чёрт возьми, это случилось?! Она же была под охраной!

— Извини, Вадим, это вина моих людей, — сказал Филин, входя в комнату. — В твой двор въехала машина мебельной фабрики, потом выехала. Они подумали, что это просто доставка.

— Пиздец! У него был пульт от наших ворот, просто открыл и заехал! Где он их взял?!

— Это не сложно, украл, подобрал.

— Как так совпало, что мы с тобой только поговорили и это сразу случилось?!

— Это не совпадение, — сказал Сергей, поднимая на Вадима тяжёлый взгляд. — Пока Филин следил за ним, Прораб следил за всеми нами. Он притих, потому что Катя обратилась к Святославу за помощью. Прораб прекрасно знал, что это означает — Филин никогда не бросает начатое. Лёня пытался обокрасть Игоря, чтобы сбежать с деньгами, потому что понял — его песенка спета. Он убил себя, когда узнал, что всё равно сдохнет, чтобы не выдать подельника под пытками, надеясь что он всё равно продолжит своё дело. Вонючие крысы опаснее всего, бегают там под землёй, по трубам, пока никто не видит, а потом выползают наружу, чтобы укусить как следует. Лёня — крыса, Прораб тоже, вот он выполз и затащил Катю неизвестно куда. Ту, которая расставила на него ловушки, пока остальные хлопали глазами и говорили «не моё дело». Теперь наше общее. Мы её найдём. Его закопаем.

* * *

Как бы ты не прятался от зла за высоким забором и каменными стенами, оно тебя всё равно найдёт. В случае Кати, оно пришло прямо к ней домой, открыло ворота, звука которых она не услышала с кухни, где готовила обед. Гремела музыка, а Катя пела во всё горло. Она услышала, лишь, как открылась входная дверь и улыбнулась, вытирая руки, чтобы обнять Вадима. Когда она увидела в дверях мужчину из своих страшных снов, из её рук выпала тарелка с нарезкой и разбилась. Прямо в неё было направлено дуло пистолета.

— Извините, что без приглашения, Катерина Викторовна, но ваш муж сделал свой ход — мне нужно ответить ему тем же, — оскалился мерзкой улыбкой Прораб.

Со дня их последней встречи он заметно похудел, на лбу появились залысины, как будто он много стрессовал.

— Мой муж? Что он сделал? — пробормотала Катя, судорожно соображая, что ей делать и как спастись.

— Думаю, он всё понял, поэтому пошёл к Филину на поклон. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Нам пора, Катерина, теперь ты будешь жить со мной.

* * *

Лёжа на жесткой койке в скрюченной позе, Катя пыталась открыть глаза, веки были такими тяжелыми, будто их прилепили скотчем к скулам. Последнее, что она помнила, как Семён заставил её пойти в спальню, тыча в спину пистолетом, а потом темнота. Наверное, прижал к носу хлороформ. Катя зажмурилась, вспоминая последние мгновения дома, она знала, что стоит ей открыть глаза, ей не понравится то место, где она окажется.

Уткнувшись взглядом в светло-серую стену, она перевернулась на спину и увидела над собой белый потолок, повернула голову и её взору предстала комната, размером четыре на четыре метра, как она вымерила на следующий день шагами. В противоположной стене — дверь, будто вмурованная в стену, без ручки. Нет окна и ещё одна дверь слева, которая мало её интересовала, стоило ей увидеть зеркальную поверхность, как в комнатах допросов в сериалах про полицейских. Катя с трудом встала, придерживая свой живот. Она была всё в той же одежде, но без обуви, зато у койки стояли ее тапочки в форме мухоморов, которые она и надела, решив не привередничать. В плену у маньяка не стоит показывать характер.

Прошаркав к зеркальной стене, она увидела в отражении только себя — бледную, испуганную женщину с большим животом. Катя почувствовала, что на неё кто-то смотрит сквозь это зеркало.

Напротив зеркала стояло жёлтое кресло, очень напоминающее то, что было у неё когда-то в квартире, которую она продала.

— Я хотел, чтобы тебе было удобно, пока ты здесь, — раздался трещащий голос из динамиков у потолка. — Купил его у нового владельца твоей квартиры. А тапочки тебе понравились? Точно такие же как у тебя.

Катя застыла, сжав кулаки, глядя на зеркальную поверхность, которая теперь стала прозрачным стеклом.

— Оно не разобьется, как бы ты ни пыталась в него стучать. Дверь не откроется изнутри, никак, можешь даже не пытаться. Тебе придется привыкнуть, что ты теперь зависишь от меня и должна выполнять мои требования.

— И какие они? — охрипшим голосом спросила она.

— Для начала присядь.

Катя послушно села, поёрзав в кресле. Её собеседник за стеклом, сидел на жесткой табуретке, без спинки. Семён сидел, не шелохнувшись, сложив одну ногу на ногу и сцепив руки в замок, обнимая колено.

— Зачем я здесь?

— Затем, чтобы умереть. Это же очевидно, но не для женской логики, видимо, — усмехнулся Семён. — Ты умрешь точно, но вот умрут ли твои дети, зависит от тебя. Я никогда не убивал детей, но и помогать спасать их я не буду. Ты родишь их здесь, и если они будут живые, я обещаю,