Эпоха королей - Нира Страусс

Луксия щёлкнула языком, будто змея, и недовольно пробормотала:

— Никогда бы не подумала, что одна из наших потомков окажется такой глупой.

В следующую секунду она оказалась передо мной и схватила меня за руку без всяких церемоний, с такой силой, что я ахнула. Передо мной тут же предстали образы и звуки.

Просторный зал с белыми стенами заполнен людьми, арфы, лютни и волынки играют весёлую музыку, в воздухе витает неопределённость. Женщина с жёсткими чертами лица и сжатыми губами наклоняется над колыбелью и неодобрительно смотрит на троих младенцев. Они красивы, да, но потенциально опасны. С другой стороны колыбели её сестра Ксена закатывает глаза.

— Так не смотрит любящая тётя, впервые увидевшая своих племянников.

Луксия огрызается в ответ:

— Для нежностей у них есть ты.

— Это верно, — соглашается та с улыбкой. — И что же ты им дашь?

Это хороший вопрос. Луксия долго раздумывает, зная, что мать детей внимательно наблюдает за ней с трона, едва ли не вонзая ногти в ноги от беспокойства. В итоге Луксия вздыхает.

— Что-то, что, возможно, не закрепится в них всех.

Она наклоняется и поднимает что-то с подошвы своих ботинок. Она растягивает это между пальцами, придавая форму тени, и делит на три части.

Ксена открывает рот.

— Что…

И тут Луксия роняет три облачка тьмы на младенцев. Двое из них чихают и начинают плакать, что привлекает внимание их матери. Третий же лишь шевелит носиком один, два, три раза и затем издаёт довольное гуление.

Тараксис быстро подходит к колыбели и пытается успокоить двух плачущих детей, на которых богиня смерти смотрит с презрением. Луксия одним пальцем прикасается к ножкам третьего младенца. Такие мягкие. Возможно, всё не так уж плохо.

Убедившись, что с её детьми всё в порядке, Тараксис шлёпает свою старшую сестру по плечу.

— Ты не могла просто подарить им чёрное одеяло с костяными нитями, как нормальная богиня смерти?

— Это поможет им выжить в враждебном мире.

Ксена смеётся. Тараксис обводит руками зал.

— Враждебный мир? В самом деле?

Бурча себе под нос, Луксия отходит от колыбели.

— Однажды ты скажешь мне спасибо.

Богиня смерти отпустила мою руку с меньшей резкостью, чем схватила.

Я застыла на земле, обескураженная, на несколько секунд.

— Тьма… Она не от Теутуса? Она… Она от тебя.

— Мой подарок за их ошибку. — Казалось, она не могла больше смотреть на меня, словно во мне было что-то, что вызывало у неё дискомфорт. — Я тогда не знала, понимаешь? Что грядёт… Я даровала тьму не для того, чтобы она стала оружием, а чтобы она была защитой.

Она выплюнула последнее слово, как будто это был кусок хлеба, застрявший у неё в горле.

Я…

Сама не понимала, что я чувствовала.

Тьма — моя защита?

Не проклятье?

Я посмотрела на свои руки и позволила тьме подняться вокруг моего тела, обвить мои пальцы. Она окрасила мои ногти в чёрный цвет, превратила их в когти. Тьма всегда была рядом, когда я принимала худшие решения, подталкивала меня к пропасти и заставляла наслаждаться кровопролитием. И хотя я часто ощущала облегчение, когда использовала её при необходимости, позже меня терзало чувство вины. Снова вспомнилась мать…

Луксия смотрела на меня с явным высокомерием.

— Тебя воспитала напуганная женщина, которой, в свою очередь, двигали страх и боль. Она учила тебя бояться самой себя, потому что не знала ничего другого. Но она ошибалась. — Луксия зарычала, словно раненное животное, загнанное в угол и уставшее от погони. — Не всё тёмное является злом, и не всё светлое — добром.

Мне вспомнились чёрные крылья Мэддокса и пепельные локоны Брана.

— Знаю, — прошептала я, — но мои глаза…

Богиня громко щёлкнула языком.

— Как у него, да, но они твои. Глядя на тебя, я не вижу ничего от того монстра. И поверь мне, я знала его очень хорошо. Встань же уже, ради звёзд!

Я послушалась, хоть и дрожала всем телом. Всю жизнь я боролась с самой собой и этой частью меня. Прятала тьму по многим причинам, но главным образом из-за стыда. Потому что она была меткой зла, потому что мне не посчастливилось родиться с даром от бога, который разрушил эту землю и установил царство ужаса. Его глаза, его сила — всё это доказательства того, что я потомок Теутуса…

Луксия встала передо мной. Всё в ней было жёстким, резким, холодным.

— Как ты уже видела, тьма пускает корни и расцветает не в каждом. Из трёх детей моей сестры только один её принял, и только один выжил. И на протяжении многих поколений она проявлялась лишь у немногих твоих предков. Для этого требуется невероятно крепкая, стойкая душа. Уж поверь мне, я собрала миллионы душ. — Она протянула руку ладонью вверх, и я инстинктивно поднесла свою, с почерневшими пальцами. Луксия крепко сжала мою руку. Я почувствовала, как тьма с радостью скользнула к ней, словно не было никакой разницы между нами. — Она будет столь же безжалостной или столь же милосердной, как ты сама. Она не несёт чувств, которых ты ей не показала. Поэтому она никогда не навредит твоим близким. И не пощадит тех, кто причинял тебе боль.

Я смотрела на неё, потрясённая, с сжавшимся сердцем.

— Она не от Теутуса. — Её пальцы крепко сжали мои, и её голос прозвучал глухо и зловеще. — Ни капли.

Когда богиня отступила, тьма осталась со мной. Я не стала торопливо загонять её обратно, как обычно. Я позволила ей и дальше обвивать мои плечи, бёдра и колени.

Я сделала дрожащий вдох.

— Если эта сила твоя, почему ты забираешь Каэли, а не меня?

— Потому что ты лишь немного запуталась. А она унаследовала гораздо больше от моих глупых сестёр и потому нуждается в большей помощи. — В её голосе послышались весёлые нотки.

Я кивнула, скорее сама себе, чем ей. Каэли спокойно смотрела на меня с земли.

— Наш род слишком долго скрывался, не так ли?

Громкий рык медвежонка вызвал у меня улыбку.

— До скорого, леэки, — прошептала я.

На мгновение передо мной предстал не медвежонок, а девочка. С её озорной улыбкой, прекрасными зелёными глазами и рыжими локонами.

«До скорого, Аланна'са».

Клянусь я это услышала.

— Позаботься о ней, пожалуйста, — с мольбой обратилась я к Луксии.

Невозмутимая, она лишь моргнула.

— Я сделаю лучше. Я научу её заботиться о себе самой.

Вдруг она повернула голову влево, прищурив глаза, всматриваясь в лес. Блуждающие огоньки зашептали что-то. Я тоже