Эпоха королей - Нира Страусс

— Что случилось?

Богиня равнодушно подняла брови, наполовину удивлённо, наполовину скучающе.

— Кое-кто хочет убедиться, что ты найдёшь дорогу, — пробормотала она.

— Что?

Луксия развернулась и начала уходить, забирая с собой всё: мою сестру, змею, блуждающие огоньки и огромный кусок моего сердца.

— Выживи до нашего возвращения, — приказала она.

— И вы тоже! — крикнула я ей вслед.

После чего я осталась одна посреди леса, чувствуя себя одновременно сокрушённой и обновлённой. Я ощущала себя кувшином, который опустошили, а потом вновь наполнили. Но теперь я хозяйка содержимого. Я сама решаю, что там будет; и стыд за себя не входит в этот список.

Я протянула обе руки, и тьма соткала для меня чёрные полупрозрачные рукава.

— Ты моя, — прошептала я.

Один из завитков поднялся по моей шее, чтобы погладить по подбородку. У меня побежали мурашки по коже, и я слегка улыбнулась. Казалось, тьма шептала: наконец-то.

Несколько секунд спустя я услышала то, что Луксия заметила гораздо раньше меня. Топот копыт приближался ко мне, но я всё равно удивилась, когда Эпона примчалась как вихрь и остановилась в нескольких метрах от меня.

Из её ноздрей выходил белёсый пар, поднимающийся в воздух, а её изящные ноги подняли облака пыли, камней и листьев.

Однако то, что чуть не заставило меня снова упасть от потрясения, был длинный белый рог, выходящий из её лба и направленный прямо на меня.

— Это многое объясняет.

Глава 45

Рог единорогов позволяет им заглядывать в наши сердца. Они могут определить, чисты ли мы и какова наша истинная натура. Если только это не самка. Если это самка, бегите. Они непредсказуемы. Однако они будут подчиняться своему всаднику на протяжении всей своей жизни.

Из запрещённой книги «Двор Паральды»

Эпона не скакала, как обычная лошадь, она летела — естественно, ведь она чёртов единорог. Путь, на который в обычных условиях ушли бы дни, мы преодолели за несколько часов. Спорайн мы пересекали уже после захода солнца. Часть меня опасалась, что на нас нападёт стая слуагов, но никто нам не встретился. Это меня не успокоило.

Мы покинули лес, и перед нами открылось чёрное небо, усыпанное звёздами, с убывающей луной. Только когда кобыла начала спускаться по горному перевалу, я вжалась в седло, чтобы не упасть, и увидела… весь этот ужас.

Пламя было повсюду. Несколько чёрных крыльев мелькали вокруг. Эти крики ни с чем не спутать. Слуаги покинули Спорайн, но весь этот хаос они не могли устроить в одиночку. Чем ближе мы подъезжали, тем больше разрушений попадало в поле зрения. Когда Эпона сбавила скорость до рыси, мою душу разорвало в клочья.

Не было ни одного уцелевшего дома: стены сильно накренились, крыши обвалились. Стоял едкий запах огня, дороги были утоптаны сотнями копыт, всюду торчали стрелы. На небольшом холме, где когда-то возвышалась таверна старой Мэй, осталась лишь груда развалин, из которых торчал остаток колонны.

Проезжая мимо обугленного знака «Бестолковая рыба», я услышала приглушённые стоны. Я выхватила кинжал. Эпона нервно фыркнула. За каменной стеной врагов не было.

— Стой, стой, — попросила я Эпону. — Мне нужно спешиться.

Она помогла мне спешиться гораздо менее учтиво, чем когда становилась на колени, чтобы я могла взобраться на неё. Очевидно, что, хоть это и поручение Мэддокса, слушаться меня ей не нравится; я всё ещё ей не по душе. Она резко встряхнулась, сбрасывая меня на землю, но я удачно приземлилась на обе ноги и побежала к группе сидхов, прятавшихся за сохранившейся стеной.

Они с ужасом обернулись на звук моих шагов, но, узнав меня, успокоились. Я увидела раненые, испуганные лица, кровь, пепел… Богини, это было так похоже на то, что показал мне кнок несколько месяцев назад. Последствия войны.

Страшные стоны привели меня к двум фигурам на земле. Одной из них была Секвана, я узнала её по красным водорослям на месте волос. Старуха стояла на коленях, обнимая кого-то, и непрерывно стонала. Я видела лишь безжизненные ноги и хвост с кончиком, покрытым рыжей шерстью.

— Мой мальчик… — Скорбь Секваны была так сильна, что сдавила мою грудь, едва давая дышать. — Мой мальчик, мой мальчик…

Я прижала ладонь ко рту. Хигель. Неужели Хигель умер? Нет. Как такое возможно? Он же только что женился. Я ведь вот недавно осыпала его рисом.

Тьма скользнула по моей шее. Я проморгалась и обернулась к единственному сидху, кто не был в отчаянии. Это была молодая фея с живым, пламенным взглядом и луком в руках.

— Братство шло сюда. Где они?

— Битва перешла через мост в долину. После того как их охотники и демоны разрушили деревню, король провозгласил, что не оставит на земле больше ни следа Эпохи богинь.

У меня перехватило дыхание.

— Король пришёл лично?

Фея кивнула.

— С принцем, Дикими Охотниками, двумя Тёмными Всадниками и этими… — Она подняла лук и выпустила стрелу вверх. Через несколько секунд слуаг упал в нескольких метрах от нас. — …грёбаными тварями.

Без армии. Возможно, поэтому в Эйре не заметили, что отряд покинул столицу. Я вспомнила празднично украшенную деревню, полную сидхов, гуляющих и веселящихся. Я подумала о Нукелави и Дуллахане, и у меня свело живот. Я подумала о принце Бране, скачущем рядом со своим отцом, радующемся, что добился его внимания, и предвкушающем кровавую резню. Меня переполняла энергия, которую прежде я ощущала всего пару раз.

Я оглядела На-Сиог. Почти ничего не уцелело. Хигель был не единственным погибшим. Сквозь дым и туман я увидела много других тел на земле. Крики слуагов, кружащих над развалинами, звучали радостно, твари получили достаточно оив, чтобы насытиться.

Тогда я поняла, что нахожусь прямо там, где разжигали большой костёр. Я вспомнила безумную улыбку Сейдж, Оберона с его странными спутниками и то, что я пожелала, перед тем как пройти сквозь пламя.

«Я хочу, чтобы и я, и моя сестра были хозяйками своих судеб».

Мне не нужно ждать, пока мёртвые боги исполнят это желание. Я могу добиться этого сама. Я должна. Всю свою жизнь я была убеждена, что не имею права потакать своим чувствам и желаниям. Из-за моего происхождения.

«Я знала… знала, что это глаза зла».

Настоящей пыткой от моей матери было не то, как она выплёскивала на меня всю свою злобу и страх, а осознание того, что многие её слова находили подтверждение. Она умело переплетала необоснованную ненависть с реальными