Свет в ее глазах - Селина Аллен

огонь. Я хотел, чтобы она сопротивлялась, чтобы ненавидела меня и мечтала убить. Ведь от этого каждый сокрушительный поцелуй, каждая царапина от ее ногтей и каждое движение языка в моем рту ощущалось ярче.

Я собирался сделать это снова. Поглотить, подчинить и сломать ее чертову волю. Показать, что она не нужна мне, что не стоит ни гроша, как старая потрепанная вещь, но по-прежнему находится в моей власти.

Я стащил Джоанну со стола и развернул к себе спиной, задрал юбку и, поглаживая ее живот, проник рукой под черные хлопковые трусики, касаясь ее между бедер. От контакта кожи с ее влажной плотью меня едва не сбило с ног. Я услышал стон и только через секунду понял, что он принадлежал мне.

– Вот, о чем я говорил. Ты можешь сопротивляться сколько угодно, но здесь ты всегда будешь влажной. Только для меня, Джоанна.

– Заткнись, ты раздражаешь меня своей болтовней… Ах!

Ее гневная речь окончилась всхлипом, когда я нашел ее клитор. Джоанна начала двигаться, ягодицами вжимаясь в мои брюки и распаляя меня еще сильнее. Рукой она накрыла мою руку и сильно сжала ее. Я думал, что она захочет прекратить все, но нет, Джоанна лишь сильнее надавливала на мою руку, прижимала к своей киске, заставляя мои пальцы кружить над клитором.

– Раздражаю тебя, говоришь? А твое тело кричит мне о другом, чертова лгунья, – грубым голосом выдал я, чувствуя, как она сжимает бедрами мою руку. – Помнишь, как я обещал тебя наказать, разложив на столе в ресторане?

Она замычала в ответ, запрокидывая голову и затылком прижимаясь к моей груди. Запах ее кожи проник в мои легкие, а затем подчинил себе все мое тело. На секунду я потерял концентрацию, сердце забилось так сильно, что возникла боль в груди. Ее парфюм не изменился, она пахла так…

Нет.

Так пахнет предательство и ложь.

– Можешь не отвечать, – усмехнулся я, возвращая себе самообладание и очерчивая кончиком языка краешек ее уха. – Лучше назови мое имя.

Я скользнул в нее двумя пальцами, переходя сразу на быстрые ритмичные толчки. Она жалобно застонала, выгибаясь и снова вжимаясь задницей в низ моего живота. Я выдохнул сквозь сжатые зубы. В брюках было безумно тесно и сладостно больно.

Моя рука замерла в ее трусиках.

– Назови мое имя, Джоанна, – приказал я, опуская подбородок на ее плечо.

Она сжала губы и отрицательно покачала головой. Я зарычал и прикусил мочку ее уха.

– Назови. Мое. Имя. Иначе я остановлюсь прямо сейчас.

Джоанна завертела головой, но через секунду, сдавшись, выкрикнула:

– Блейк, пожалуйста!

– Чего ты хочешь? – властно спросил я, наслаждаясь ее падением.

Моя рука снова начала двигаться, доводя ее до исступления.

– Тебя! Я хочу тебя!

Я ухмыльнулся и резко толкнул ее вперед, заставляя лечь грудью на стол и приподнять задницу. Затем огладил лилейно-белую кожу и с силой шлепнул Джоанну, срывая с ее губ очередной всхлип.

Она схватилась за края стола, лбом упираясь в деревянную столешницу и расставляя ноги шире. Я не хотел больше медлить, иначе сам мог отключиться от неистового возбуждения. А вид ее, такой покорной передо мной, и вовсе заставлял меня слетать с катушек.

Я сорвал с нее трусики, а затем, расстегнув брюки и вызволив пульсирующий член, резко вошел в нее. Джоанна вскрикнула, но я успел закрыть ей рот рукой. Девичий стон и последовавшие за ним проклятия заглушила моя ладонь.

Я прислонился лбом к ее обнаженной и влажной от пота спине и глухо зарычал. Находиться в ней было так невероятно. Я уже и забыл как хорошо и тесно у нее внутри, забыл, как потрясающе она пахнет, и какая ее кожа мягкая на ощупь.

Черт, как же мне этого не хватало.

Грубый толчок, и она снова застонала в мою ладонь.

– Веди себя тихо, если не хочешь, чтобы твоего братика хватил удар, – пробормотал я ей на ухо, едва складывая буквы в слова и представляя лицо Пижона, застань он нас здесь.

Джоанна кивнула, и тогда я убрал руку от ее рта, переместил обе ладони на упругие ягодицы и начал двигаться, словно безумный, наблюдая за тем, как мой член то погружается в нее, то выскальзывает.

Иисусе.

Такая Джоанна, прижимающаяся лбом к столешнице и помалкивающая, мне нравилась. Селесту я ненавидел. Проблема в том, что это была одна и та же девушка.

Той, кто была со мной в Аспене и просыпалась в моей постели, не существует, есть лишь богатая стерва, выскочка, возомнившая себя начальницей. Есть обаятельная лгунья с невинным взглядом и ангельской внешностью, которая в любой момент всадит нож в спину и будет ухмыляться своими соблазнительными розовыми губами.

В кабинете разносились звуки шлепков, ее стоны, всхлипы и мое тяжелое, хриплое дыхание. Я не был нежен, как во все наши предыдущие разы. Я был груб, ненасытен. Это не было актом любви или даже симпатии, я просто брал ее, потому что хотел и потому что мог. Обычная потребность моего организма, которая восполнится благодаря ее телу.

Джоанна совсем не была против, она подмахивала моим движениям, вставала на носочки и до побеления пальцев сжимала стол руками. Ее укладка испортилась, темные длинные волосы разметались по столешнице и спине, закрывая мне весь обзор. Я сжимал ее бедра, оставляя красные отметины, насаживая ее на член сильнее.

Я чувствовал, что оргазм, прокатываясь горячими импульсами по моему животу, вот-вот накроет меня. И от этого ощущения подступающего дикого удовольствия хотелось кричать, так хорошо это было. Стоны Джоанны стали выше и глубже, руки сжались в кулаки. Она тоже была близка к завершению. Я не видел ее лица, волосы плотной стеной закрывали его, но я знал, что она не здесь, не со мной. Мы занимались сексом вместе, но удовольствие получали каждый свое.

Быстро двигая бедрами, я почувствовал, как сладостной судорогой свело мышцы пресса. Войдя в плавкое тело последний раз, я замер и с громким рыком излился в нее.

Мир исчез. Все потемнело.

Я зажмурил глаза, не слыша даже своего тяжелого дыхания. В ушах стоял звон, громкий и оглушающий он освободил меня от многих мыслей.

– Блейк, – послышался ее срывающийся жалобный голос.

Я открыл глаза и взглянул на нее, ощущая, как победная, надменная улыбка растягивается на моих губах. Плечи Джоанны подрагивали, она привалилась щекой к столешнице и, тяжело дыша, пыталась двигать бедрами мне навстречу. Но было уже поздно.

Что-то странное вспыхнуло в моей груди, что-то вроде приятной ностальгии и жалости, но я затолкнул это поглубже. Мне гораздо больше нравилось,