Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк

моих ушах, становится громче ветра. Расторгнуть контракт с Офелией? Я подавляю надежду, которая расцветает в моей груди. Качая головой, я говорю: — Это не… — Что? Возможно? Важно прямо сейчас? Я не успеваю договорить, как Каликс зажимает мне рот рукой, заставляя замолчать.

— Тихо, — приказывает он.

Ярость сменяет нервозность. За долю секунды мои зубы впиваются в подушечку его ладони, и кровь наполняет мой рот. Притягивая меня еще сильнее к своей груди, Каликс проводит языком по задней части моего уха. — Кусай сильнее, маленькая воришка, — шепчет он в раковину. — Мне нравится, когда ты причиняешь мне боль. Это заставляет мой член хотеть отплатить тебе за услугу.

Я немедленно отпускаю его с рычанием разочарования. Вкус его крови остается у меня на языке, как напоминание. Как будто мне это нужно прямо сейчас, когда Каликс практически обвился вокруг меня.

Мое внимание приковано к Кэдмону, который наблюдает за всеми нами со странным, задумчивым видом, который я не могу до конца понять. Его так же трудно прочесть, как и Руэна — или, скорее, как раньше. Не знаю, когда я стала лучше понимать Руэна, но сейчас у меня нет времени размышлять над этим.

Как бы сильно я ни хотела «жаждала» избавиться от серы и расторгнуть мой кровавый контракт с Офелией, я знаю, что это не так просто. — Кэдмон, — повторяю я, на этот раз тверже. Когда его глаза снова встречаются с моими, я бросаю на него многозначительный взгляд. — Мне нужно поговорить — наедине, — добавляю я последнее слово, прежде чем кто-либо из Даркхейвенов успевает запротестовать, и да, я знаю, что они этого хотят.

Руки Каликса в ответ сжимают мои предплечья. Стиснув зубы, чтобы не вырваться из его хватки, и зная, что это только разозлит его, я терпеливо жду ответа Кэдмона. Проходит мгновение, и затем, наконец — к счастью — Кэдмон кивает в знак согласия.

Я вырываюсь из объятий Каликса в мгновение ока, безоговорочно используя свою Божественную скорость — или скорость Атланты — чтобы в одно мгновение пересечь комнату и оказаться рядом с Кэдмоном. — Сюда, — говорю я, хватая Бога за руку и вытаскивая его из комнаты.

Кэдмон шагает тихо, легко. Я продолжаю идти, пока мы вдвоем не оказываемся на приличном расстоянии от группы. Несмотря на то, что я хочу начать разговор раньше — я раздумываю, стоит ли остановиться перед магазином, но потом решаю не делать этого, поскольку мы все еще слишком близко к посторонним ушам для моего душевного спокойствия, — я веду Кэдмона вверх по лестнице на второй этаж, в спальню, которая когда-то была моей.

Дверь за нами закрывается, и я внезапно остаюсь наедине с человеком, которого считала своим врагом. Мужчина, который знает о моем прошлом и о том, кто я такая, больше, чем я когда-либо считала возможным. Несколько томительных секунд мы просто смотрим друг на друга. Один ищущим взглядом, а другой… непроницаем. Черт бы его побрал.

Кэдмон разводит руками. — Что ж, мы наедине, Кайра, — говорит он с легкой улыбкой. Его это забавляет? Эта ситуация? Его руки опускаются по бокам. — О чем это ты хочешь спросить?

Так о многом. Мне еще так много нужно спросить, вопросы просачиваются и накапливаются в глубине моего сознания. Они сталкиваются друг с другом, как падающие звезды, разбиваясь гигантскими, неповоротливыми волнами звездной пыли и скалистой неопределенности.

— Ты не рассказываешь нам всего, — наконец решаюсь я.

Кэдмон приподнимает бровь, но не отрицает этого.

— Почему ты думаешь, что я могу убить Трифона? — Спрашиваю я, и когда его губы приоткрываются, я со вздохом поднимаю руку. — И не надо кормить меня этой ерундой о том, что я принадлежу к его роду. — Факт, в котором я не совсем уверена, но в который, я уверена, верит он, и… Я не знаю, может быть, он прав. Если он действительно знал моих родителей, то, возможно, и я узнаю. Впрочем, об этом подумаем позже.

Кэдмон закрывает рот и отворачивается от меня. Он пересекает небольшую комнату и подходит к единственному окну на дальней стороне от двери рядом с двуспальной кроватью. Он устраивается поудобнее, прижимаясь плечом к оконному стеклу и вглядываясь в ночь.

Я делаю шаг к нему. — Как я могу что-то сделать, если я не знаю, что происходит? — Я спрашиваю его. — Мне нужно знать все, что знаешь ты.

— Нет. — Кэдмон качает головой, когда отрицание слетает с его губ.

— Кэдмон… — Разочарование захлестывает меня. В чем смысл всего этого? Зачем давать мне обрывки информации, которые только еще больше сбивают меня с толку?

— Это не потому, что я не хочу, — говорит он, заставляя меня замолчать. — Поверь мне, если бы решение было моим и только моим, я бы рассказал тебе все.

— Тогда почему… — Мои слова снова обрываются, когда он поворачивает голову, золото его украшений сверкает в лунном свете, проникающем через окно сбоку от него. До сих пор я не осознавала, насколько темно в комнате. Надо было зажечь свечу или что-нибудь в этом роде.

— Будущее не всегда высечено в камне. — Голос Кэдмона низкий, когда он говорит, и от его звука у меня по рукам пробегают мурашки. — Есть некоторые вещи, которые постоянно меняются, как ветер — одна маленькая деталь может сбить события с курса — и есть другие вещи, которые произойдут независимо от того, что кто-либо делает. — Когда он поворачивается ко мне и встречается со мной взглядом, золотой отблеск проскальзывает в его темных радужках. Моя кровь застывает в жилах, когда новая волна того, что я всегда пыталась подавить, проходит через меня.

Страх. Это пьянящее и нежелательное присутствие, но, тем не менее, оно есть.

— Рассказав тебе все, я поставил бы под угрозу будущее, которое я хочу видеть, — объясняет Кэдмон. — Так что да, ты права. Я еще не все тебе рассказал и не собираюсь рассказывать. Если ты узнаешь, твои действия могут измениться, и, следовательно, спасение, которого я желаю — в котором нуждается этот мир, — может оказаться под угрозой.

Я задумываюсь об этом на мгновение. — Книга, которую ты мне дал, — начинаю я снова, хмурясь, потому что что-то не дает мне покоя. Вопрос, который я не совсем понимаю. — Ты сказал, что она заколдовано, чтобы сообщить мне то, что мне нужно знать.

Кэдмон продолжает смотреть на меня, золотые искорки смешиваются с темно-карими в его взгляде. Золотые, как глаза Теоса. — Это не вопрос, — заявляет он.

Я хмурюсь. — Мне обязательно задавать вопрос, чтобы ты рассказал мне что-то, что не является загадкой? — Я огрызаюсь.

Его губы