Развод с мужем. После - Инна Инфинити

рядом с ним новую жену. Умную, красивую, работающую и не ревнивую. Мое воображение рисует, как Матвей с ней счастлив и сравнивает со мной. Не в мою пользу, конечно же, сравнивает.

Когда я уже близка к тому, чтобы позвонить Матвею и рассказать про ребёнка, у меня отходят воды. На месяц раньше срока.

Глава 11. Дочь

Все происходит слишком быстро. Я планировала рожать по контракту в хорошем месте у рекомендованного врача, который наблюдал мою беременность. Я даже не сразу понимаю, что у меня отошли воды. Несколько минут таращусь на лужу подо мной, не понимая, что это. А потом чувствую резкий спазм. Боль ни с чем несравнимая и ранее мною не испытанная. До меня доходит: это схватки.

Я только успеваю вызвать скорую и позвонить родителям. Бригада приезжает не очень быстро. Схватки нарастают, становятся сильнее. Врачи успокаивают, говорят: «Сейчас приедем и сразу родишь». Меня принимает дежурная бригада. Доктора шутят, подбадривают. А мне не до смеха. Очень скоро врачам тоже становится не до смеха, потому что КТГ показывает сильное замедление сердцебиения ребёнка.

Начинается суета. Врач кого-то вызывает. Приходит женщина в белом халате, смотрит на экран КТГ.

- Я пока скажу, чтобы подготовили операционную, - произносит акушерка и выходит за дверь.

Мне становится страшно. По лицу текут слёзы, схватки мучительно болезненны. Обещали, что придет анестезиолог, но до сих пор его нет. Акушер-гинеколог и пришедшая врач о чём-то переговариваются, не могу разобрать слов. Затем женщина подходит ко мне, надевает на одну руку резиновую перчатку и бесцеремонно засовывает в меня пальцы.

Я кричу от резкой боли.

- Тише-тише, - успокаивает врач.

- Срочно везите на кесарево! - строго командует женщина, вытаскивая из меня пальцы.

- В чём дело? - задаю вопрос врачу, скуля от боли.

- На схватках сильно замедляется сердцебиение, не можем больше рисковать.

- А почему оно замедляется?

- Могут быть разные причины. Скорее всего, гипоксия.

Меня быстро катят на каталке по коридору. Я смотрю в белый потолок с лампами, плачу и почему-то дрожу. Зубы стучат друг о друга, как будто я голая на морозе. В операционной анестезиолог-таки есть. Проделывает какие-то манипуляции, и по позвоночнику струится холод. А следом отнимается все, что ниже пояса.

- Через шесть минут ты станешь мамой, - подмигивает мне по-доброму. - Ну чего ты плачешь? Уже же не больно.

Слёзы не прекращают бежать по лицу ни на секунду. Я не знаю, почему. Анестезиолог продолжает шутить и подбадривать, но я не запоминаю ни одного его слова. А потом я слышу детский крик и поворачиваю на него голову. Вижу ребёнка в крови.

Это мой ребёнок?

- Тринадцать тридцать, - кто-то громко объявляет время.

- Ну вот, ты теперь мама, - проникает в уши голос анестезиолога.

- Что было с ребёнком?

- Сильное обвитие пуповиной. Дважды вокруг шеи и вокруг тела.

- Это ничего?

- Ну сейчас ребёнка осмотрят. Но закричал почти сразу.

Я ничего в этом не понимаю, но «почти сразу» мне не очень нравится. Через какое-то время мне приносят дочку, завёрнутую в больничное одеяло, и прикладывают ее к груди. Я начинаю рыдать ещё сильнее. У девочки такое малюсенькое личико. Я целую ее щечки. Дочка сначала молчит, а потом начинает плакать.

- Ну что ты, Настенька? - говорю ей. - Не плачь. Мама рядом.

Анастасия. Я решила назвать дочь так. Полетаева Анастасия Матвеевна. По-моему, хорошо звучит. После развода я не стала возвращать свою девичью фамилию. Почему, не могу ответить даже самой себе.

- Мы сейчас отвезём ее в детскую реанимацию, - говорит акушерка, что приводит меня в дикий ужас.

- В реанимацию?!

- Да, недоношенная и закричала не сразу. Но внешне с ребёнком всё хорошо. В реанимации будет под пристальным наблюдением. Если не будет тревожной симптоматики, то переведут к тебе.

- А я сколько дней тут буду?

- После кесарево обычно лежат пять дней, если нет осложнений.

Дочку увозят. Мое материнское сердце моментально сжимается. Как же она будет там без меня? В реанимации…. Страшно. К ней будут хорошо относиться? А если она будет плакать? Я хочу встать с кушетки и побежать вслед за дочерью, но Ноги меня не слушают. Я не могу подняться.

- Я хочу к дочке, - рыдаю. - Пустите меня к ней.

- Ты в своём уме? - анестезиолог вовремя меня ловит, когда я с силой отталкиваюсь локтем от кушетки. - Тебе самой надо в реанимацию отходить от кесарева.

- Я хочу быть с дочкой!

- Всё с твоей дочкой будет хорошо. Это обязательная процедура. Все недоношенные отправляются в реанимацию. Порядок такой.

- Пожалуйста, - продолжаю рыдать. - Я хочу быть с ней.

- Успокойся, - приказывает. - Тебе надо поспать и отдохнуть. Знаешь, сколько бессонных ночей тебя ждёт?

Не слушая мои протесты, меня катят во взрослую реанимацию отходить после кесарево. Это очень большая палата, подряд стоят кровати с роженицами. Кто-то спит, кто-то разговаривает по телефону, кто-то пытается неуклюже ходить, держась за какую-то специальную штуку.

Меня перекладывают на кровать, медсестры суетятся, подключают меня к аппаратам. Я чувствую, как меня покидают силы. Не могу даже позвонить маме и сказать, что родила. Телефон выпадает из рук. Я моментально проваливаюсь в сон.

Глава 12. Реанимация

Первые дни в роддоме - сущая мука. После кесарева боль такая, что выть волком хочется. Медсестры без конца колют мне обезболивающие, но эффекта от них хватает ненадолго. Вдобавок почти невозможно ходить. Я передвигаюсь по стенке, согнувшись в три погибели. А на третий день ко мне приходит молоко, и начинается ад. Потому что молока много, а кормить некого.

Дочку ко мне не приносят. На все мои вопросы отвечают, что она в реанимации под наблюдением. Ничего критического, но так надо. Меня к ней не отводят. Вернее, говорят, что если я хочу, то могу пойти к ней в реанимацию сама. Но из-за кесарева я практически не могу ходить. А идти не близко. Из послеродового блока в детскую реанимацию минут семь пешком по этажам и переходам.

На третий день я понимаю, что больше не могу без дочери. Если я не увижу её хотя бы одним глазком, то умру. Медленно, маленькими шажками, по указателям я бреду до детской реанимации. Постовая сестра сначала не хочет меня пускать, но я уже на такой