Ранчо страстных признаний - Лайла Сэйдж

– Нет, я переживаю из-за того, что эта херовая морковка символизирует.

– Просвети меня, – сказала я.

– Обычно ты всегда делилась со мной своей злостью или грустью. Мы перемывали косточки обидчикам, обсуждали ситуацию, искали выход. А если было совсем плохо, шли бить тарелки из секонд-хенда или красить гараж. Мы как-то с этим справлялись. А сейчас, – продолжила она, – ты ведешь себя… как я. И это меня пугает.

Раньше я без колебаний доверилась бы Эмми, но теперь не могла найти нужных слов. Все было слишком запутанно, я просто не знала, с чего начать. И откровенно говоря, я не хотела ранить чувства подруги. Не хотела говорить, что она – пусть и отчасти – тоже была причиной моей грусти. Я надеялась выкарабкаться сама.

Иронично, ведь именно так обычно поступала Эмми. Она всегда держала все в себе, не хотела никого нагружать своими проблемами. Но я-то знала, когда ей действительно нужна была помощь, когда стоило аккуратно подтолкнуть к разговору, а когда лучше было оставить ее в покое.

Сейчас она делала то же самое для меня.

Я выдохнула.

– Понимаю, о чем ты, Эм, правда понимаю, – сказала я. – Да, у меня сейчас не лучшие времена. Но чем мне поможет эта работа у Густа?

– Ты мне доверяешь? – спросила Эмми.

– Конечно, – ответила я, закатив глаза.

– Тогда просто поверь мне. Это отличный план. Тебе не придется срочно искать новую работу, ты сохранишь деньги, которые заплатила Клома, и проведешь целое лето на «Ребел блю» рядом с Райли.

Звучало почти идеально. Если не вспоминать, кто у Райли отец. Мне совсем не улыбалось провести все лето, общаясь с Августом Райдером.

– Никакого риска, а отдача на уровне, – произнесла Эмми, выразительно на меня посмотрев.

Именно так я сказала ей, когда она сомневалась в своих чувствах к Бруксу.

– Сейчас совсем другая ситуация, Эмми.

Я и без слов угадала ее мысли, как делала это всегда, с детства.

– Может, и другая, но смысл тот же, – ответила подруга. – Где бы я сейчас была, не послушай я тебя?

Скорее всего, все равно готовилась бы к свадьбе с Люком Бруксом. Эти двое в любом случае нашли бы друг друга.

Я прикусила губу, обдумывая ее слова.

– Тедди, – сказала Эмми серьезно, – Густу сейчас нелегко. Он всегда любил ранчо всем сердцем и всегда был прекрасным отцом, пожалуй лучшим из всех, кого я знаю. Ну кроме нашего папы. А теперь эти две части его жизни столкнулись друг с другом, и он просто разрывается. Он боится, что не справится. Чувствует вину. Кэм тоже мучается. Она звонила отцу после той истории с футболом, переживала, что слишком много свалила на Густа, и даже спрашивала, не вернуться ли ей обратно.

Я уже знала, что она скажет дальше.

– И Густ никогда не простит себя, если ей придется вернуться.

И я не прощу себя, если позволю Кэм все бросить, когда могла бы помочь.

– Все, хватит! – я вскинула руку. – И так понимаю, к чему ты ведешь.

Эмми придвинулась ко мне и положила голову на мое плечо:

– Так что скажешь, Тедди Андерсен? Не лучшая ли это работа на лето?

9. Густ

Теодора Андерсен сидела напротив меня за моим кухонным столом. Волосы, как всегда, собраны в этот ее дурацкий хвост, а взгляд настолько пронзительный, что я невольно задумался: неужто ее глаза всегда были такими? Такими холодными и такими голубыми.

Было около половины седьмого утра. Дочь, к счастью, еще спала – мы обсуждали детали сотрудничества, и разговор мог закончиться чем угодно.

– По понедельникам и вторникам Райли была у Кэм, я забирал ее в среду, как закончу работу, – сказал я.

– Хочешь оставить это расписание? – уточнила Тедди.

– Да. По четвергам летом она на ранчо, а в пятницу Эмми и Брукс забирают ее после верховой езды. Кто-то из них отвозит ее на футбол, – я нервно сглотнул, вспомнив недавний инцидент, из-за которого мы вообще вели этот разговор, – а я забираю после тренировки.

Тедди вопросительно изогнула бровь. Я глухо хмыкнул, как бы намекая: эту тему лучше не развивать.

– Что с выходными? – спросила она, сделав вид, что ничего не заметила.

– По выходным никакой работы, – отрезал я. Эти дни я хотел проводить с дочерью наедине. – Можешь и дальше терроризировать город. Или чем ты там занимаешься в субботу и воскресенье?

Тедди закатила глаза. Утренний свет, пробиваясь сквозь тонкие шторы, падал на ее лицо, меняя цвет глаз – от голубого до серебристого.

Она не ответила на мой выпад, что само по себе было необычно. Я привык видеть в Тедди воплощение хаоса, но в тот момент передо мной сидела ее удивительно сдержанная версия. И что хуже всего, эта несвойственная ей серьезность действовала на нервы сильнее обычного. Особенно если вспомнить, сколько раз я мечтал, чтобы она просто заткнулась.

– Обычно я выезжаю в пять тридцать, – сказал я, возвращаясь к делу.

Следующие слова дались мне нелегко:

– Эмми считает, тебе стоит оставаться в гостевой комнате с воскресенья по среду. Так будет проще с дорогой.

Тедди и Хэнк жили на другом конце города, до «Ребел блю» почти полчаса езды по горной дороге.

– Ты хочешь, чтобы я ночевала в твоем доме? – удивленно спросила Тедди.

– Нет, – ответил я, – определенно не хочу.

На ее губах появилась та самая невыносимая улыбка. И эта женщина будет спать под моей крышей, заботиться о моей дочери, а я – платить ей за это настоящие деньги, а не фантики из «Монополии»?

Черт подери!

Тедди качнула головой, и я невольно скользнул взглядом по ее шее.

– Что ж, я, пожалуй, соглашусь, если условия проживания покажутся мне приемлемыми, – протянула она с нарочитой томностью.

Я машинально сжал кулаки. Она это заметила – на ее лице снова появилась улыбка. Нужно держать себя в руках. Не хватало еще разбудить Райли только потому, что Теодора Андерсен решила поиграть в гляделки с утра пораньше.

Она достала сумочку и принялась методично выкладывать ее содержимое на стол: перцовый баллончик, складной ножик, набор для шитья, недопитую бутылку воды, протеиновый батончик, горсть оберток от жвачки. Казалось, этому не будет конца.

– Все свое ношу с собой? – не выдержал я, наблюдая, как на моем кухонном столе растет гора барахла. – Что ты вообще ищешь?

– Листок и ручку, – пробормотала она, не прекращая поиски.

Снова погрузив руку в сумку почти по локоть, она извлекла что-то розовое и прямоугольное, очень похожее на…

– Это что, электрошокер? – Я не