Морально противоречивый - Вероника Ланцет

— Да, — он прижимает меня к себе так близко, что наши лица едва различимы. — Я точно сумасшедший. И это только потому, что я так долго был без тебя. — Он зарывается лицом в мои волосы, этот жест настолько непонятен, что я могу только застыть как статуя, пытаясь понять, кто этот человек.

Потому что он не тот Влад, которого я знаю.

— Отстань от меня, — говорю я сквозь стиснутые зубы, близость нежно убивает меня.

Если это не худший вид наказания, тогда я не знаю, что это... когда тебя дразнят единственным, чего ты когда-либо хотел, и в последний момент отбирают это у тебя.

Но я не попадусь на один и тот же трюк дважды.

— Нет, — отвечает он совершенно искренне. Его большая ладонь лежит на моем затылке, он прижимает меня к себе, его рука обхватывает мою спину так, что я оказываюсь вровень с его телом.

Его рот нависает над моим лицом, когда он вдыхает мой запах, его глаза закрыты, как будто он наслаждается этим ароматом.

— Я никогда не отпущу тебя, Дьяволица. — Он хрипит, его глаза открыты, темные и грозные, они смотрят на меня с непоколебимой убежденностью, — Больше никогда, — говорит он прямо перед тем, как его рот опускается на мой, его поцелуй вызывает боль, когда он пытается уговорить мои губы раскрыться своим языком.

Сжимая руки, я пытаюсь вырваться из клетки, в которой он меня держит, но он слишком силен, чтобы позволить мне сдвинуться с места. Сколько бы я ни пыталась вырваться из его хватки, все тщетно. Его руки еще крепче обхватывают меня, заставляя ответить на поцелуй.

Я держу рот закрытым, мои губы крепко сжаты, так как я не даю ему даже малейшей возможности проникнуть в мой рот.

— Раскрой губы, — приказывает он мне, но я лишь качаю головой, мои руки зажаты между нами, и я продолжаю прижиматься к его груди.

Но когда ничего не помогает, я понимаю, что мне нужно сменить стратегию. Я позволяю своему телу обмякнуть на его груди. Сопротивления больше нет, но и реакции тоже.

Он продолжает односторонне целовать мои губы, пока, наконец, не осознает всю бесполезность этого.

— Черт возьми, Сиси, — ругается он, отпуская меня.

Поднеся тыльную сторону ладони ко рту, я вытираю его со своих губ, глядя ему в глаза, чтобы он видел отвращение в моем выражении.

— После всего, что ты сделал со мной, — начинаю я, гнев, печаль и разочарование смешиваются вместе и поднимаются на поверхность, — у тебя хватает наглости забирать меня со свадьбы, угрожать мне написать мое чертово имя на чертовом куске бумаги, — я дышу, задыхаясь, — который, кстати, ничего для меня не значит, — я тяжело дышу, мои губы кривятся от отвращения, — и теперь ты хочешь, чтобы я просто поцеловала тебя? Как будто последние три месяца ничего не было? Как будто ты не разбил мое сердце и не оставил меня истекать кровью - в прямом и переносном смысле?

Он вздрагивает, впервые реагируя на мои слова. Но я не могу остановиться. Больше не могу. Слезы разочарования грозят вырваться на поверхность, пока я продолжаю говорить.

— Ты уничтожил меня, Влад. У тебя нет никакого права возвращаться в мою жизнь, как будто ничего не было. Притворяться, что ничего не произошло. А потом ожидать, что я буду вести себя как ни в чем не бывало. Что, черт возьми, с тобой не так? — я кричу на него, все мое тело дрожит.

— После всего, через что я прошла... ты не имеешь права, —говорю я ему, закрывая глаза и делая глубокий вдох.

Я не хочу сломаться перед ним, как бы он меня ни разозлил. Я не хочу показывать ему свою слабость или то, что он - моя слабость.

Влад даже не отвечает. Он просто смотрит на меня, выражение его лица закрыто.

Не в силах вынести еще одно мгновение в его присутствии, я решаю уйти.

— Ты была беременна, — наконец говорит он, и его слова возобновляют мою боль.

Была...

— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос не выдал меня. Из всех вещей, о которых он мог бы подумать, он должен был затронуть именно эту. Так вот почему он вернулся в мою жизнь? Чтобы спросить о ребенке? Может быть, принести неискренние извинения?

Но почему его это вообще должно волновать?

— Он был моим? — спрашивает он, его вопрос шокирует меня до глубины души. Я поворачиваю голову, и мои глаза встречаются с его глазами.

И Боже... он действительно думает...

Что-то обрывается во мне, когда я понимаю, что в его воображении я просто перепрыгнула с одной кровати на другую. Неужели он действительно так мало думает о моей любви?

Но он думает.

Смех грозит перелиться через край, когда меня осеняет.

Нежеланная... конечно, я готова трахнуть кого угодно ради внимания. Разве не на это он намекал с самого начала?

Мои кулаки сжимаются, и у меня возникает внезапное желание причинить ему боль - хотя я сомневаюсь, что ему будет до этого дело. Я просто хочу стереть ухмылку с его лица раз и навсегда. Если я не могу задеть его чувства, то я могу хотя бы задеть его гордость.

Поэтому я отвечаю на его вопрос.

— Я не знаю, — лгу я, сдерживая свое выражение лица. Я могла бы легко сказать «нет», но тогда он мог бы понять, что я блефую. Нет, это должно глубже задеть его самолюбие и заставить его задуматься, как давно после него я обратилась к другому.

Его челюсть сжимается, глаз дергается, когда он обращает на меня свой смертоносный взгляд.

— Ты трахалась с ним? — слова грубые, с них капает жестокость, когда он делает шаг ко мне.

Я не отступаю. Я поднимаю подбородок, смело встречаю его взгляд, чтобы показать ему, что он меня не пугает.

— Почему тебя это волнует? — я бросаю вопрос, стараясь казаться как можно более бесстрастной.

— Ты. Трахала. Его? — скрипит он зубами, его тело уже теснит мое, когда он толкает меня к стене.

— Нет, — отвечаю я, сохраняя зрительный контакт, наслаждаясь тем, как облегчение заливает его черты, прежде чем продолжить, желая скрутить его изнутри и сделать ему больно, как мне, —