Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

Глава 36

Герцог Мальборо позаботился о том, чтобы Мейбелл получила экземпляры газет с самыми яркими статьями, где наиболее полно смаковались подробности ее интимной жизни с королем Яковым. В одно утро из последних июльских дней, когда молодая графиня Кэррингтон собиралась на верховую прогулку, посыльный доставил ей запечатанный пакет без имени отправителя.

Движимая любопытством, Мейбелл принялась разбирать газеты, желая узнать, зачем ей прислали издания, которым было место в мужских кофейнях, где собирались самые отъявленные бездельники из высшего лондонского света. Через несколько минут усиленного чтения у нее потемнело в глазах. В газетах не только упоминалось о ее связи с королем Яковым, но ей приписывалось участие в разнузданных оргиях и бесстыдное заманивание мужчин в публичные дома. Правдой в этих статьях был разве что рассказ о начале ее знакомства с ее нынешним мужем и рождении ею ребенка от короля Якова. Мейбелл быстро сбросила газеты со своих колен, словно туда забрался гигантский отвратительный паук, грозящий удушить ее своей смертоносной паутиной, и по ее спине пробежала отвратительная холодная дрожь, как если бы она полностью обнаженной стояла у позорного столба на потеху собравшейся глумливой толпе.

Сначала молодая женщина не могла догадаться, кому понадобилось ее так порочить. Более того, она находилась в хороших отношениях с владельцем этих газет — Эдуардом Хэттоном. В прошлом он умолял ее заступиться за него перед королем Яковым, который собирался закрыть его предприятие за слишком вольнолюбивые публикации в защиту протестантских епископов, и она оказала ему эту услугу — уговорила короля простить дерзкого издателя. За что он теперь платит ей столь черной неблагодарностью как широкое распространение злостной клеветы на нее? Мейбелл быстро вытерла слезы с лица и решила тут же ехать к Хэттону, чтобы прояснить этот вопрос в его контору на Патерностер-роу.

В течение многих лет Патерностер-роу была пристанищем не только для издателей, но также для книготорговцев. Эта узкая, мощеная плитами улица находилась под сенью собора Святого Павла, и карета графини Кэррингтон объехала собор, но была вынуждена, не доезжая до Хэттона, остановиться перед столбами, препятствующими проезду экипажей. Таким образом, сохранялась тишина, необходимая для мыслительного процесса «отцов улицы». Мейбелл миновала однообразные складские помещения, занятые книготорговцами-оптовиками и увидела небольшой дом с вывеской, изображающей газету. Слуга открыл ей дверь и проводил в гостиную на втором этаже. После непродолжительного ожидания к Мейбелл вышел хозяин дома Эдуард Хэттон — невысокий сорокалетний мужчина в коричневом камзоле. Он имел весьма сконфуженный вид, и Мейбелл догадалась, что для него не является тайной, что печаталось про нее в его газетах. Тем лучше, решила про себя молодая графиня, это избавляло ее от долгих и неприятных объяснений целей ее визита.

— Мистер Хэттон, я весьма удивлена теми порочащими высказываниями в мой адрес, которые позволили себе ваши журналисты, — начала она, поднявшись с кресла для посетителей, в котором до того сидела, в волнении сжимая руки. — Могу ли я узнать, что заставило вас вылить на меня целую бочку грязи?

Глаза издателя забегали, и он смущенно проговорил:

— Миледи, видит бог, я не хотел этого делать. Но некое могущественное лицо, чьей власти я не могу противиться, приказал мне… хм, чтобы я изобразил вас в несколько разнузданном виде.

— И кто же это лицо⁈ — быстро спросила Мейбелл. Впрочем, она уже начала догадываться о ком идет речь, и когда Хэттон назвал имя герцога Мальборо, то не удивилась его ответу.

— Как вы понимаете, я ничего не могу сделать против его светлости, — жалобно проговорил издатель, мечтая про себя оказаться как можно дальше от всех этих разборок аристократов. — Могу дать вам совет полюбовно договориться с герцогом. Он как раз находится в моем кабинете, где мы решали вопрос о том продолжать ли упоминать ваше имя в моих газетах, или ограничиться уже написанным перед вашим приходом, и после известия о вашем появлении изъявил желание видеть вас. Советую согласиться, иначе вряд ли удастся положить конец его мстительности.

— Конечно, мистер Хэттон, я пойду к сэру Черчиллю, — поспешно произнесла Мейбелл, внутренне приготовившись к упорной борьбе за свою репутацию. Издатель был прав, следовало помириться с Мальборо, иного выхода у нее нет.

Графиня Кэррингтон вошла в длинный, с низким потолком, кабинет Хэттона, и увидела своего противника стоящим возле узкого окна и смотревшего на кофейню Капитула, расположенной на противоположной стороне улицы.

— Господин Черчилль! — окликнула его Мейбелл, желая привлечь к себе его внимание.

Герцог Мальборо повернулся к ней, и слегка поклонившись, произнес с насмешливой улыбкой.

— Доброго дня, моя дорогая. Могу сказать, что вы пользуетесь большим успехом у читающей публики. С тех пор, как статьи с упоминанием вашего имени начали печатать в «Дейли Курант» число посетителей Капитула увеличилось в три раза, всем не терпится первыми прочитать свежеотпечатанные листочки в этой кофейне о ваших похождениях. Право, жаль лишать достойных джентльменов такого славного развлечения.

— Джон, ты не можешь быть таким жестоким… — с отчаянием прошептала Мейбелл. Герцог Мальборо обнаружил столько злорадства, что она растерялась, не зная, как воздействовать на него. — Такое поведение подло и не достойно настоящего дворянина!

— А не подло, леди Мейбелл, играть моим сердцем? — гневно заявил в свою очередь Джон Черчилль. — Сколько раз ты мне давала надежду на свою благосклонность, завлекала меня, обманывала ложным приглашением на свидание! И после всего, что между нами было, ты заявляешь, что я поступаю недостойно⁈

Мейбелл молчала, не решаясь сказать разозленному мужчине, что такие надежды в нем подпитывало в больше степени его распаленное воображение, а не она сама. Она только один раз его обманула, когда бежала от короля Якова, и ей нужно было его невольное содействие. Теперь она сознавала, что ей нужно смягчить ожесточившееся сердце своего упорного поклонника, и снова превратить его если не в друга, то в терпимо относящегося к ней знакомого. Поэтому Мейбелл решила попытаться пробудить в нем чувство жалости и великодушия.

— Джон, не губи меня! — взмолилась она. — Да, я во многом виновата перед тобою, но неужели ты не способен простить слабой женщине, неужели ты действительно видишь во мне врага? Молю тебя, будь великодушен, перестань вредить мне и порочить мое имя, и бог зачтет тебе этот милостивый поступок. Скажи Хэттону, чтобы в его газете напечатали опровержение.

Но Джона Черчилля уже нельзя было успокоить словами. Слишком долго он