Хрупкое сердце - Николь Жаклин

— Генвиэтта, — произнесла Этта, указав на себя. — Меня зовут Генвиэтта.

— У тебя очень красивое имя, — серьезно произнес Тревор, и у меня возникло ощущение, что он нарочно избегает моего взгляда, пока садился на один из кухонных стульев.

— Это странно, правда? — спросила я, поворачиваясь к стойке, чтобы закончить бутерброды. Это было странно, и моя семья пыталась отговорить меня. Я пожала плечами, хотя и не была уверена, что он смотрит. — У нее моя фамилия, но я подумала, что у нее должно быть что-нибудь и от него тоже.

— Нет, нет, вовсе нет, — возразил Тревор. — Это очень круто с твоей стороны.

— Ну, теперь это на всю жизнь, — неловко пошутила я. — Так что…

— Еще ничего неизвестно наверняка, — ответил он, его голос повеселел. — Может быть, она сменит его на что-нибудь другое, когда подрастет. «Художник, ранее известный как» или что-то в этом роде.

— Тебе нравится Prince? — спросила я, с облегчением найдя способ сменить тему разговора. Это была самая неприятная ситуация, в которой я когда-либо оказывалась, и это считая тот день, когда рассказала Генри, что беременна.

— Все любят Prince, — ответил Тревор.

Потом наступила полная тишина. Даже Этта молчала в ожидании еды, что было довольно необычно для нее. У меня создалось ощущение, что она слишком занята разглядыванием незнакомца, сидящего за нашим кухонным столом, чтобы утруждать себя обычными комментариями.

Наконец, Тревор снова заговорил:

— На самом деле я больше люблю кантри, — произнес он, заполняя тишину.

— Правда? — Сморщив нос, я повернула голову, чтобы посмотреть на него.

— Что? Это удивляет тебя? — поддразнивал он меня, оглядывая себя.

— Я удивляюсь, когда кто-то говорит, что предпочитает музыку кантри, — сухо сказала я, некоторое время рассматривая его. — Твоя девушка сбежала с твоей собакой и оставила тебя с закладной на трейлер?

Тревор усмехнулся, когда я положила бутерброды и бананы на тарелки.

— Не все песни о сбегающих девушках и собаках, — заметил Тревор. — Некоторые об изменах.

— Признаю свою ошибку. — Я расставила тарелки и достала сок Этты из холодильника, прежде чем сесть за стол напротив Тревора. — Маленькими кусочками, — предупредила я дочку, когда она взяла четверть бутерброда.

— Я заезжал к тебе по старому адресу, — сказал Тревор, беря свой банан. — Возможно, ты захочешь сказать этому парню, чтобы он не выдавал информацию о тебе посторонним людям. Не то чтобы я думал, что тебя кто-то ищет или что-то еще, я имею в виду…

Я рассмеялась, когда он попытался пойти на попятную, его лицо напряглось от унижения.

— Нет, я понимаю, — прервала его я, поднимая руку, чтобы остановить его. — Это Крейг — парень моей бывшей соседки. На самом деле он вовсе не такой идиот, каким кажется, и никому не даст мой адрес.

— Он довольно охотно поделился информацией, — осторожно заметил Тревор. — И мне показалось, что его зовут Линк.

— Крейг Линкольн, — ответила я, откусывая от бутерброда. — И ты сказал пароль — Генри.

— Ты действительно ожидала, что кто-то из нас появится, да? — тихо спросил он.

— Я была почти уверена, что кто-то приедет, да, — ответила я, умолчав о том, что боялась этого больше месяца. — Мы уже переехали, когда я получила известие. — Я глубоко вздохнула, вспомнив, что письмо о получении полиса страхования жизни совершенно ошеломило меня. — Думаю, что потребовалось некоторое время, чтобы все было направлено мне. Как бы то ни было, я позвонила им и предупредила, что кто-то может прийти и начать спрашивать.

— Спасибо тебе.

— Фпасибо, — вставила Этта, словно слова Тревора напомнили ей, что она должна следить за своими манерами, когда я ей давала ланч.

— Не за что! — сказала я, улыбаясь тому, что арахисовое масло и желе было размазано по ее личику. — Вкусно?

— Ммм, — невнятно промычала она, кивая. — Bueno.

Мы закончили кушать, и Тревор стал наблюдать за тем, как я вытирала Этту ото лба до груди, а потом ее руки от кончиков пальцев до локтей, пока та капризничала. Всегда было одно и тоже — она не могла есть аккуратно, и так же не любила, как я приводила ее в порядок после этого, и Этта убедилась, чтобы я знала об этом.

— Ну вот, — произнесла я, поднимая руки над головой, как перед теленком на родео. — Ты чистенькая.

— Опусти! — попросила Этта, не желая пока меня прощать. — Опусти меня!

— Боже мой, — пробормотала я, закатывая глаза и поддразнивая нараспев. — Ты такой еще ребенок.

— Я не ребенок!

— Эй, — сказала я, смущенно поглядывая на Тревора. — Мама всего лишь дразнит. Прекрати.

— Я не ребенок, — снова повторила она, бунтарски скривив свои губки.

— Тогда ты дама?

— Нет!

— Ты женщина?

— Нет!

— Ну ладно, тогда кто ты? — спросила я, вынимая ее из детского кресла.

— Я большая девочка, — ответила она, засунув большой палец в рот, когда я взяла ее на руки.

— Ты мамина большая девочка, — сказала я, покачивая ее из стороны в сторону. Я знала, что не должна была ее дразнить, но иногда ничего не могла с собой поделать. Может быть, это делало меня дерьмовой матерью, но, боже, временами было так смешно поддразнивать ее. В последнее время, однако, она была немного более чувствительна ко всему этому «ребенку — большой девочке». Я была почти уверена, что это потому, что у нее стало больше зубов, и, когда она плохо себя чувствовала, то становилась более чувствительной.

Я поставила ее на пол и позволила уйти, а сама схватила тряпку и начала протирать ее место за столом. И не знала, что сказать моему нежданному гостю теперь, когда он не был занят моей неудачной попыткой поесть.

— Э-э, мне, наверное, пора, — сказал Тревор, вставая. — Я не хотел задерживаться так надолго.

— О. — Я удивленно подняла глаза и кивнула. Он был немного тихим, и мы закончили неловкий разговор, но его заявление казалось несколько резким.

Я последовала за ним