Наперегонки с ветром. Буря - Лера Виннер

— Да. У неё есть старший сын, рождённый до брака. Никто не знает, кто его отец. Не исключено, что Людвиг дитя насилия, но брат Лукреций всё равно клеймил её позором.

— Ох уж эти святые братья...

Я процедила это искренне, и Женни в очередной раз кивнула, соглашаясь.

— А потом рядом с ней появился Йозеф. Ему пришлось поссориться с матерью, чтобы жениться на ней. Леди Мерц хотела для сына более удачной партии. Она смягчилась только после рождения Люси. Самуэль отговаривал Сесиль продавать банк, обещал, что поможет, но она настаивала на своём. Дальше вы знаете.

О том, что именно происходило дальше я как раз таки не имела ни малейшего понятия, но признаться в этом было по тысяче причин невозможно.

— За его место могильщики тоже брались неохотно, — мы прошли не меньше трёх ярдов, прежде чем Женни заговорила снова. — Помните, я говорила вам, что мы все трясемся от страха? Они тоже боятся этих странных мертвецов. Распускают слухи о том, что те встают по ночам из могил, бродят по городу и заглядывают в окна.

Я последовала её примеру и тоже посмотрела себе под ноги, раздумывая, но быстро сочла, что не стоит сообщать ей, что подобное не исключено.

— Знаю, что вы не суеверны, но на всякий случай скажу: это не правда, — Женни снова перехватила мой взгляд и уголки её губ дрогнули. — Я три ночи просидела в настоящей засаде на них, но так никого и не увидела.

Дорога, по которой мы шли, в целом была ровной, но я всё равно едва не споткнулась, услышав это.

Она точно не шутила, и попытавшись вообразить, как именно это было, я опять лишь чудом не засмеялась.

Когда ещё святой брат Матиас рассказывал о том, как выслеживал кладбищенских воров, я с лёгкостью смогла представить себе его затаившимся среди могил. Но Женни...

На небольшом отдалении послышались голоса, а потом из-за поворота навстречу нам вышли три немолодые женщины. Они двигались некрасиво, с заметным трудом, и их неразборчивые причитания, разносящиеся над пролеском, звучали насквозь фальшиво, но ничего примечательного в них не было.

— Это местные кликуши и сплетницы. По возможности держитесь от них подальше, — Женевьева проговорила это быстро, тихо, но очень чётко.

Она явно предпочла бы прервать наш разговор до тех пор, пока мы не разойдёмся с этими дамами, и я опять-таки оказалась с ней согласна.

Когда мы поровнялись, женщины покосились на нас так злобно, что между лопатками пробежал характерный холодок. Стоило нам сделать всего пару шагов, в спину раздалось злое, но прекрасно различимое:

— Ведьмовское отродье! Это ты принесла беду!

Я развернулась, уверенная, что обращаются ко мне, но три таких же яростных плевка полетели Женевьева под ноги.

Она не вздрогнула, не втянула голову в плечи и не попыталась отскочить. Просто подняла глаза и посмотрела на женщин в ответ.

Та, кто начала это, прищурилась и вздохнула так же шумно, как дышит бык перед атакой, а потом развернулась и поковылял дальше, а её спутницы поспешили за ней.

Женни же ещё почти минуту продолжала стоять на месте, глядя им в след, а я с удовольствием отметила, что женщины под её взглядом прибавили в скорости.

— Что это такое было?

Я ничего не знала о ней, но это маленькое происшествие сближало настолько, что уместным казалось спросить.

Женни повернулась ко мне, пожала плечами и мы пошли дальше.

— Моя мать была ведьмой. И её сестра тоже. И их мать. Я — нет, но это не мешает людям проклинать меня за каждого мёртвого гуся. Раньше было хуже. С тех пор, как я вышла замуж за Готтингса, они почти не смеют. Ограничиваются этим.

Я всё-таки улыбнулась, но спрятать эту улыбку не успела, Женни её заметила.

По всей видимости, именно эту инаковость я и прочитала в ней с первого взгляда. Она однозначно любила своего Самуэля, и испытывала при этом здоровое злорадство всякий раз, когда имела возможность назваться его фамилией. Как бы они ни плевали ей в спину и какие бы камни ни бросали вслед...

Как она сказала? «Вы молоды, красивы, у вас завидный муж»...

Сколь сильно бы её ни ненавидели, она была вне досягаемости, да ещё и счастлива при этом.

— Вас это забавляет? — моя улыбка смутила и насторожила ее, но совсем немного.

— Я просто подумала о том, что некоторые вещи везде одинаковы, — я успела повернуться вовремя, чтобы встретить ее взгляд.

Впрочем, Женни и не собиралась отводить его.

— И вас это не пугает?

— Нет, — я пожала плечами и снова улыбнулась ей, но на этот раз куда сдержаннее. — Я готова спорить, что, если во Фьельдене и есть настоящая ведьма, плюнуть ей вслед они никогда не посмеют.

Несколько секунд Женни молчала, а потом взглянула на меня как будто с плохо скрытым удивлением.

— Да, есть. Старуха Мюррей. Ей так много лет, что никто даже толком не помнит, как её зовут. Мать говорила, что Августина. К ней ходят гадать и по всяким прочим нуждам, но меня она в дом не пускает.

Это была уже по-настоящему интересная информация, и я отделалась лёгким пожатием плечами:

— Должно быть, не терпит конкуренции.

На этот раз мы едва не засмеялись обе, но одновременно же умолкли, потому что деревья по обеим сторонам дороги вдруг закончились, и впереди показалось кладбище.

Оно было очень большим и настолько старым, что я почувствовала, как земля гудит под ногами.

Прислушиваясь к этому месту и этому ощущению, я остановилась, как завороженная, и Женевьева замерла рядом со мной.

О чем бы она в этот момент ни думала, мешать мне она точно не намеревалась, и я могла стоять и смотреть — на кажущиеся бесконечными ряды надгробий и могил. Некоторые из них были совсем старыми, покосившимися и провалившимся под землю.

Имелась тут и церковь, деревянная, неухоженная, начавшая крениться набок от времени и сырости. Очевидно, мудрый святой брат Лукреций предпочитал вести дела в городе, где людей было больше, а обстановка приятнее.

Это место, на первый взгляд, ничем не отличались от десятков, если не сотен таких же, виденных мною прежде, и всё-таки что-то особенное в нём было. Всего на одно небольшое мгновение, но воздух показался мне плотнее, чем он должен был бы быть а это время года. Более густым и тяжёлым, выстуженным не северной осенью, но чем-то потусторонним. Как если бы равнодушный и беспощадный холод поднимался