Повесть о предательстве - Мелли Т. Толлэм

Ее ответная ухмылка заставила меня насторожиться. В моей голове зазвенели колокольчики, советуя мне бежать или найти способ успокоить ее.

— Да, — она замолчала. — Он придет за тобой…

Малахия. Глендора знала о Малахии.

Мир остановился, жужжание в моей голове пронзило тишину. Шум крови в моем черепе заглушал все вокруг, и я пыталась дышать и не паниковать при одном упоминании о нем.

Но было слишком поздно. Знакомая тьма вцепилась в меня. Моя кожа раскалилась докрасна, когда моя магия выступила против нее. Она дремала со вчерашней ночи, но теперь поднималась на поверхность, царапая мою кожу, умоляя освободить её. Она хотела покончить с ней и защитить меня.

Я не могла этого допустить.

Мое зрение расширилось, и все вокруг нас померкло, пока не остались только она и я, моя магия нацелилась на цель, которая угрожала безопасности ее носителя.

Вмешалась Эулалия, и ее фигура расплылась в моем периферийном зрении. Все казалось затуманенным.

— Он кто? Что все это значит? — ее голос повысился от волнения. Облегчение. В ее голосе звучала надежда, когда она спросила Глендору: — Ты знаешь, кто она? Мы пытались разобраться в этом целую вечность.

Злобный смешок Глендоры пробился сквозь транс моего разума, и я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить вихрь хаоса. Затем мой взгляд метнулся к подруге.

— Оставь нас, Эулалия. Нам нужно кое-что обсудить.

— Нет, я не уйду, пока мы не узнаем, что она имеет в виду. Сколько я себя помню, ты всегда хотела знать, кто ты. Я хочу быть рядом с тобой, когда ты узнаешь.

Я уставилась на Глендору.

Не надо.

Но она видела мой страх, и ее глаза светились радостью.

Я сглотнула, готовясь к тому, что будет дальше.

Правда.

Моя магия била и царапала мою кожу, но я подавила ее. Она возмущалась тем, что мне говорят, что делать, и просачивалась из пор моей кожи, прожигая одежду. Блестящее золото растеклось по венам моих рук и вцепилось в шею.

Нет. Остановись, я приказала.

Старая ведьма хихикнула.

— О, она тебе не сказала? Полагаю, я понимаю, почему нет. Я имею в виду, в конце концов, она…

Было слишком поздно.

Моя магия вырвалась из меня яростным взрывом, палатка озарилась золотой вспышкой света, окутывая тело Глендоры огнем.

Я даже ни разу не подняла рук, хотя из них струилась магия.

Моя магия взяла верх, не оставив мне ни воли, ни пути. У меня отвисла челюсть, когда Глендора закричала, и к ее крикам ужаса присоединились крики Эулалии.

Я подняла руки и уставилась на них.

— Отзови ее обратно, Далия! Отзови ее сейчас же! — крикнула Эулалия, и мои глаза встретились с ее, расширенные от страха.

Моя голова резко повернулась к Глендоре, и я подняла руку, отводя золотое пламя, охватившее ее тело.

Но было слишком поздно спасать провидицу.

Моя магия счастливо гудела, возвращаясь в ту яму глубоко внутри меня, и удовлетворенно мурлыкала.

Ужас охватил меня от того, что я натворила. Я не хотела.

— Я… мне жаль. Я не знаю…Я не знаю, почему я только что это сделала, — прошептала я, больше для себя, чем для Эулалии.

Крики Эулалии о помощи наполнили палатку, несомненно, привлекая внимание ведьм снаружи. Я застыла, когда мое видение заплясало между ней и моими руками, руками, которые, я не знала, были способны на что-то подобное. Мои глаза крепко зажмурились, когда я захотела исправить то, что только что произошло.

— Эулалия.

Я несколько раз повторила ее имя. Крик. Мольба о прощении. Но она не ответила. Ее грудь вздымалась, и она с посеревшим лицом уставилась на провидицу в крайнем ужасе.

Старая ведьма была все еще жива, брызгала слюной и хватала ртом воздух, но жить ей оставалось недолго. Она перенесла слишком много повреждений.

Я поджала губы, и желчь поползла вверх по моему горлу при виде нее, при том, что я сделала.

— Твоя магия вышла из-под контроля! Ты вышла из-под контроля! — голос Эулалии эхом отдавался у меня в ушах. — Я предупреждала тебя, что это случится, не так ли? Что подавленная магия не приносит ничего хорошего! — ее лицо исказилось, наполнившись огнем и злобой, она стиснула зубы, словно сдерживая слова, которые хотели вырваться наружу. Слова гнева и отвращения.

Она выглядела так, словно ненавидела меня. Я не могла винить ее.

— Прости, — мой голос прозвучал мягко и низко, слова были едва разборчивы.

Голос Эулалии дрогнул.

— Ты сказала, что контролируешь ситуацию…

— Я думала, что я…

Ее глаза заблестели, и на мгновение она смягчилась и потянулась к моей руке, но передумала и отдернула ее, словно осознав, насколько опасной была эта рука.

— Я не хотела, чтобы это произошло. Это просто взяло верх.

— Что ты скрываешь, Далия? Магия действует не сама по себе. Она воздействует на чувства и эмоции своего носителя. Ты хотела помешать ей говорить. Тебе есть что скрывать. Намеренно или нет, ты виновна в этом. Ковен жаждет твоей крови, — ее взгляд переместился на Глендору, глаза которой медленно затуманивались, дыхание становилось все более прерывистым с каждым мгновением. Эулалия вздрогнула. — Кто ты такая?

— Я не могу тебе сказать, — прошептала я. — Есть вещи, которые никто не должен знать обо мне… даже ты.

Ее взгляд стал жестче.

— Я тебя вообще знаю? Неужели все было ложью? Что я такого сделала, что заставило тебя думать, что мне нельзя доверять?

Я доверяла Эулалии, но часть меня была в ужасе. Что бы она почувствовала, если бы узнала, что я полутень? Как только секрет становится достоянием общественности, он недолго остается секретом.

Я не могла так рисковать.

Я повернула лицо к сломленной провидице, распростертой на полу палатки и испускающей последние вздохи.

— Тебе нужно идти, Лали. Солдаты будут здесь с минуты на минуту, и ты должна сосредоточиться на безопасности своего ковена. Мы можем поговорить об этом позже. Я… я расскажу тебе все, что ты захочешь знать, в разумных пределах, но сейчас твоя безопасность должна быть приоритетом.

Эулалия молчала, и между нами повисла тревожная тишина. Когда она, наконец, повернулась, чтобы выйти из палатки, я принесла ей последнее извинение:

— Мне очень жаль. Я никогда не хотела, чтобы все было так.

Ее ответный взгляд был достаточным ответом. После этого я поняла, где нахожусь и что будет дальше.

Я стала врагом Ковена, и никто не был в этом виноват, кроме меня самой.

Моя решимость быстро сменилась глубоким раскаянием и печалью, когда я двинулась к ведьме, стоящей на пороге смерти.