Развод. В клетке со зверем - Милана Усманова

Я взяла блокнот, чувствуя, как дрожат руки.

- Во-вторых, - продолжила Марина Сергеевна, - постарайтесь создать сеть поддержки. Есть ли кто-то, кому вы можете доверять? Друзья, родственники?

Я покачала головой:

- Он отдалил меня от большинства людей. А те, кто остался… это его круг. Они ничего не заметят, даже если я приду с синяками под глазами.

- Понимаю, - кивнула она. - Тогда мы начнем с того, что у нас есть. С наших встреч. Вы готовы продолжать терапию?

- Да, - я почувствовала странное облегчение от того, что сделала первый шаг. – Только это должно остаться конфиденциальным. Если Роман узнает…

- Всё, что происходит в этом кабинете, защищено врачебной тайной, - уверила меня Марина Сергеевна. - И в документах страховой компании будет указано только, что вы обращались по поводу тревожного расстройства.

Я кивнула, чувствуя благодарность за ее понимание.

- И еще, Лея, - добавила она, глядя мне прямо в глаза. - То, что происходит с вами, - это не любовь. Это абьюз. И вы не заслуживаете такого обращения. Никто не заслуживает.

Я почувствовала, как слезы наконец прорываются. Впервые за много лет я позволила себе плакать перед кем-то, не пытаясь сдержаться, не боясь наказания за "излишнюю эмоциональность". Марина Сергеевна молча протянула мне салфетки и просто сидела рядом, давая пространство для этих долго сдерживаемых эмоций.

Когда я наконец успокоилась, она мягко спросила:

- Когда мы сможем увидеться снова?

- Через неделю? - нерешительно предложила я. - Мне нужно будет придумать причину...

- Через неделю, - подтвердила она. - И помните: вы не одна.

Я начала вести дневник, как посоветовала Марина Сергеевна. Небольшой блокнот в твердой обложке, я прятала его под подкладкой старой сумки, которой давно не пользовалась. Роман никогда не интересовался моими старыми вещами, только новыми, им же и купленными.

Первые записи давались тяжело. Документировать то, что так долго пыталась не замечать, было болезненно. Я начала с текущих событий, а потом стала вспоминать прошлое.

«3 марта. Роман разозлился из-за того, что я не предупредила его о звонке из школы. Кричал, что я не уважаю его, что скрываю информацию. Илья слышал, был напуган, не хотел идти спать».

«5 марта. Спокойный день. Р. в хорошем настроении, привез подарки - серьги для меня, новую игровую приставку для Ильи».

«7 марта. Опрокинула чашку на новую рубашку Р. Он схватил меня за волосы, оттянул голову назад. "Ты делаешь это специально? Нарочно портишь мои вещи?" Толкнул к стене, ушибла плечо. Синяк».

Постепенно, день за днем, неприглядная картина становилась всё яснее. Это не были отдельные инциденты, не были случайными вспышками раздражения. Это была система - система контроля и подчинения. И ею управлял Роман.

Вторая встреча с Мариной Сергеевной прошла ещё более откровенно. Я принесла свой дневник, и она читала некоторые записи, иногда задавая уточняющие вопросы. В какой-то момент я заметила, что она делает пометки в своём блокноте.

- Что вы пишете? - спросила я, внезапно испугавшись, что мои слова могут где-то зафиксировать.

- Это для меня, чтобы лучше понять вашу ситуацию, - объяснила она. - Я отмечаю паттерны поведения вашего мужа и ваши реакции. Это поможет нам разработать план действий.

- План действий? - эти слова одновременно пугали и воодушевляли.

- Да, - кивнула Марина Сергеевна. - То, что вы описываете, указывает на цикличность насилия. Периоды напряжения, затем взрыв, потом примирение, "медовый месяц", и всё начинается сначала. Понимание этого цикла может помочь вам защитить себя и сына.

Она помолчала, затем добавила тише:

- Лея, я должна быть с вами честной. Судя по тому, что я слышу, ситуация может ухудшаться. Абьюзивные партнеры часто усиливают контроль, когда чувствуют, что их власть под угрозой.

Я сглотнула:

- Вы думаете, Роман может заподозрить, что я хожу к психологу?

- Это возможно, - она кивнула. - Поэтому важно, чтобы у вас был план безопасности. Если бы вам пришлось срочно покинуть дом, куда бы вы пошли?

Я задумалась. Родители? Нет, это первое место, где Роман будет искать. Подруги? У меня не осталось близких подруг, только жены деловых партнеров Романа.

- Я не знаю, - честно призналась я. - У меня нет такого места.

- Тогда мы создадим его, - твердо сказала Марина Сергеевна. - Существуют кризисные центры для женщин в подобных ситуациях. Они конфиденциальны, их адреса не разглашаются. Там вы могли бы получить временное убежище и юридическую поддержку.

Она достала из ящика визитку:

- Это контакт юриста, она специализируется на делах о домашнем насилии. Если вы решите обратиться к ней, скажите, что от меня.

Я взяла карточку, на которой было написано: "София Данилова, семейное право". Простая белая визитка, без лишних деталей. Я спрятала её в кошелек, надеясь, что Роман никогда не найдет её.

- Я не уверена, что готова уйти, - тихо сказала я. - Это кажется… невозможным.

- Сейчас вам не нужно принимать подобного решения, - мягко заметила Марина Сергеевна. - Просто знайте, такая возможность существует. И подготовьтесь, на всякий случай.

Она рассказала, что стоит положить в "тревожную сумку": копии документов, некоторую сумму денег, минимальный набор одежды, лекарства, любимую игрушку Ильи.

- Храните эту сумку где-то, где муж не найдет, но вы сможете быстро взять, если понадобится, - посоветовала она.

Я слушала её советы, и часть меня все еще сопротивлялась - это казалось слишком драматичным, слишком радикальным. Но другая часть, та, что вела дневник и считала синяки, знала: она права. В какой-то момент мне может понадобиться бежать. И лучше быть готовой.

- Есть еще кое-что, - сказала Марина Сергеевна в конце сеанса. - Вы упоминали, что ваш сын начинает замечать происходящее. Возможно, стоит подумать о психологической поддержке и для него.

- Роман никогда не согласится, - я покачала головой. - Он считает, что обращение к психологу - признак слабости.

- Можно предложить это как занятия по развитию творческого мышления или подготовке к школе, - предложила она. - Есть психологи, которые работают с детьми через игру, арт-терапию.

Я обещала подумать над этим. Идея получить помощь для Ильи казалась правильной. Я хотела, чтобы он смог выразить то, что чувствует, что видит. Чтобы не нес этот груз молча, как делала я все эти годы.

Я продолжала ходить к Марине Сергеевне, скрывая эти визиты под видом шопинга или встреч