Собственность заключенного - Ядвига Благосклонная

Вопрос риторический и ответа не требует. Я действительно не та, кому он может доверять. Но как иначе? Я всего лишь хочу спасти свою жизнь. Сообщить родным, что жива. Это естественное желание.

Глава 8

Женя

Утро наступает стремительно. Впрочем, оно и неудивительно, учитывая, что я полночи не спала.

Луч света бьет прямо в глаза, и я прикрываю лицо рукой. С недовольным стоном отлепляюсь от подушки, чтобы удостовериться в том, что вчерашний день мне не приснился.

Бахметов проснулся раньше меня. Сквозь сон до меня доносились размеренные шаги по камере и недовольное сопение, когда он делал себе перевязку. В этой камере словно все чувства обостряются в тысячу раз. Впрочем, держу пари, этому есть научное объяснение.

Я буквально заставляю свое одеревеневшее тело принять сидячее положение. Зевнув, потягиваюсь, а потом нахожу глазами Бахметова, отчего эти самые глаза чуть не выпадают.

Да чтоб меня!

Дамир подтягивается на турнике, что прикреплен над входной дверью. Поправочка. Он подтягивается без футболки. И я буквально вижу все эти бицепсы, трицепсы, перекатывающиеся под смуглой кожей. Конечно, вчера я уже видела эту «машину», а иначе такое тело никак не назвать, в действии. Однако смотреть с двадцати метров и практически вплотную — не тоже самое. И, разумеется, я уже видела Дамира без футболки, когда обрабатывала раны, но едва ли обратила внимание, поскольку была слишком обеспокоена его состоянием.

И, посмотрите-ка, прошло всего несколько часов, а этот неугомонный мужчина уже занимается спортом!

— Ты же еще не выздоровел!

Мужчина делает последний подход, потом легко спрыгивает на ноги и, разминая шею, парирует:

— Я и не болел.

— Ты вчера еле ходил, — язвительно напоминаю.

— Ты преувеличиваешь, пташка, — невозмутимо хмыкает. — Я в душ, — сообщает, доставая полотенце из верхнего ящика железной тумбочки. — Не желаешь составить мне компанию? — с кривой ухмылкой и призывным взглядом интересуется.

Прошу прощения…?

— Нет!

— А когда пялилась на меня минутой раньше выглядела так, будто желаешь, — дразняще кидает, после чего разворачивается и топает за стену, в то самое место, которые он называет «душем».

— Я не пялилась!

— Ври себе дальше, пташка, если от этого легче! — кричит в ответ этот гаденыш. — И чай сделай, раз уж ты соизволила проснуться.

Ох, за эти несколько месяцев я и забыла насколько этот тип бывает невыносимым.

Когда чай уже стоит на столе рядом с баранками, которые я нашла в верхнем шкафу над столом, Дамир выходит из-за стены в одном полотенце обернутом вокруг бедер. Капельки воды медленно стекают по скульптурному торсу, и я смущенно отвожу глаза, чувствуя, как щеки опаляет румянец.

— Краснеешь, как девственница, — иронично замечает, отчего я, черт возьми, не то что краснею, а буквально могу освещать своей красной физиономией ночную дорогу!

Да. У меня до сих пор не было секса. И что с того? Мне всего двадцать один год. И да, я знаю, что многие мои ровесницы уже познали радость плотских утех, но я не стремлюсь переспать с первым встречным. Называйте меня наивной дурой, но я хочу только по любви!

— Да чтоб ты понимал, — обиженно ворчу, складывая руки на груди.

Не хватало еще, чтобы он догадался!

— Я очень много понимаю, пташка, — выделяя слово «понимаю» соблазнительной интонацией, произносит. — Ты только попроси, и я тебе все покажу, расскажу…

Боже правый, о чем мы вообще разговариваем?

Да я скорее себе руку откушу, чем буду его о «чем-то там» просить.

Неожиданно гремит взрыв, точно такой же как вчерашний. Я испуганно подскакиваю с кровати, словно собираясь куда-то бежать… Ага, из закрытой камеры.

— Опять не договорились, — прежде чем я успеваю задать вопрос, заключает Бахметов.

Проклятье!

Обессилено падаю на кровать, понимая, что у этого кошмара нет конца.

Господи, что же с моими родителями? Да они же себе места не находят! Я и с работы задерживалась крайне редко, не говоря уже о том, чтобы не прийти домой ночевать, не предупредив. Да-да, вот такая я «хорошая» девочка. Но, знаете, для родителей я поздний и желанный ребенок, в которого они вложили тонну своей любви, труда и заботы. Разве так сложно им позвонить, чтобы не переживали?

— Дамир… — начинаю глухим голосом, потом прочищаю горло, и более четко произношу: — мне нужно позвонить родителям. Они переживают.

Поднимаю глаза на мужчину, но тот и бровью не ведет.

Бесчувственная глыба льда! Да что у него сострадания никакого нет?

— Пожалуйста…

— Нет, — холодно отрезает, отворачивается от меня и достает из тумбочки вещи.— Это невозможно.

— Но у тебя есть телефон! — рассерженно шиплю, точно кошка, которой наступили на хвост.

— Как ты заметила, он без сим-карты, — хмыкает, натягивая вверх от тюремной робы.

— Да ладно! Ты хочешь сказать, что у тебя она где-то не припрятана?

— Я сказал — нет.

— Мои родители за меня волнуются, как ты не понимаешь! У тебя что, нет родителей? — в порыве злости выпаливаю, и в ответ получаю неожиданное…

— Нет. Они умерли. А теперь, пташка, прекрати истерику и вспомни, где ты находишься и благодаря кому тебя еще не пустили по кругу.

Грубые слова как пощечина. Мне указали на мое место. В очередной раз. Надеюсь, что всем этим мерзавцам, включая Бахметова, накинут лет двадцать за этот бунт!

— Да пошел ты! — в сердцах выкрикиваю.

— И пойду, — с напускным спокойствием кидает, после чего абсолютно бесстыдно скидывает с бедер полотенце.

Поспешно отворачиваюсь, мысленно призывая все кары небесные на его бестолковую голову.

Закончив с одеждой, Бахметов берет чашку с чаем, делает несколько больших глотков, ставит обратно на стол, а затем говорит:

— Попей чай и успокойся. Мне пора.

Дамир разворачивается и делает два шага к двери.

— Ты куда? — ошарашенно на него таращусь.

— По делам.

Задумавшись, возвращается ко мне, достает из заднего кармана заточку и протягивает.

Я не шевелюсь, лишь смотрю на протянутую руку с таким лицом, точно он мне предлагает выпить яду.

— Бери. Понадобится, — решительно вкладывает заточку мне в ладонь и заставляет сжать в руке.

— Н-но тут же безопасно…

— Ничему тебя жизнь не учит, пташка, — он