Каменное сердце - Светлана Бернадская

ригги. Нo первые сотканы из снега, драться с людьми они не способны, скорей уж завьюжить. А если б ты вздумал помериться силой с риггом, то лбом бы не обошлось.

Талгор смущенно тронул пальцем едва поджившую ссадину и пробормотал:

— Ни с кем я не дрался. Разве что с невидимой стеной.

Хелмайн подавилась смешком.

— Ты пытался пробиться в их владения? Зачем?

Стараясь скрыть неуместное веселье, Хелмайн сняла с полки ларец и достала целебную настойку, которой обычно смазывала царапины детям. Вернулась, толкнула Талгора в грудь, направляя к кровати.

Он оступился от неожиданности, но на ногах устоял. Вздохнул укоризненно, но послушно отошел куда велено, сел на низкое ложе и поглядел на нее снизу вверх.

Древние боги. Ну почему вы cделали его столь красивым?

Невозможно же смотреть в эти ясные, сияющие мягким внутренним светом, по-мальчишески доверчивые глаза.

— Там дети плакали. В горах.

Веселье Хелмайн как порывом ветра снесло. Она резковато поддернула мужа за подбородок, заставляя запрокинуть голову ещё сильнее, и отнюдь не нежно прижала смоченный в настойке лоскут к расшибленному лбу.

Талгор зашипел. Ну чисто Кйонар…

О боги. Нет, лучше их даже в мыслях не сравнивать.

— Это те дети, которых отдали хексам по приказу Γридига.

— Они еще живы!

— Разумеется, живы, — сердито ответила Хелмайн, уже безо всякой нужды терзая жгучей настойкой несчастную ссадину. — Но им уже не помочь. Увы, такова их судьба.

— Настанет день, и хексы заменят в каждом из них половину сердца на самоцвет. Их судьба — прожить короткую жизнь без души и чувств, а через несколько лет превратиться в камень. Ты этого хочешь?

— Я? Хочу? — Теперь она рассердилась не на шутку, едва удержалась, чтобы не расшибить Талгору вторую половину лба склянкой от настойки. — Не смей меня в этом обвинять! Ты ничего не знаешь обо мне, Талгор Эйтри.

— Но хочу узнать. — И он поднялся, встав к ней вплотную. Потянулся к волосам. — В этом и заключался твой новый уговор с хексами, Хелмайн? Ты больше не даешь им детей, они не дают сокровищ. Но тех, кого уже забрали, ты не можешь требовать назад. Верно?

Хелмайн, сглотнув, кивнула. Серые глаза пылали какой-то отчаянной страстью, от этого кружилась голова.

А отвести взгляд не получалось.

Она почти не солгала. Так и есть — дети, уже попавшие к хексам, по уговору оставались у них.

Вот только это не все условия торга.

В широко распахнутых серых глазах полыхнула боль. И у Хелмайн вдруг тоже заболело в груди, словно сорвали свежий струп с недавно зажившей раны. Раскисла, как студень, к глазам подступили слезы. И губы дрогнули, как она ни старалась держаться.

Теплая ладонь Талгора погладила щеку, скользнула на затылок. И было столько сочувствия и нежности в этом прикосновении, что она не нашла в себе сил противиться. Подалась навстречу его губам и приняла поцелуй — отчаянно-страстный, сладкий и горький, как дикий мед.

— Я найду способ помочь им, Хелмайн, — прошептал Талгор ей в губы, на миг оторвавшись.

Ее пробрало холодом.

Помочь?

Вот же глупец!

Гнев вспыхнул, как лучина, облитая маслом, обжег грудь. Она отпрянула, оттолкнула.

— Не вздумай вмешиваться, Талгор Эйтри! Ты сделаешь только хуже.

— Почему? Почему, Хелмайн? Я хочу разобраться. Хочу помочь тем, кого ещё можно спасти! Мне нужно поговорить с хексами.

Хелмайн на всякий случай отошла подальше и принялась заплетать волосы в косу. Получалось плохо: резко, порывисто, пальцы путались в прядях, коса выходила неровной.

Да и бездна с ней.

— Снежные хексы не говорят с кем попало. Но раз так рвешься, можешь попробовать. Лoб у тебя крепкий, как я погляжу, много попыток выдержит.

На него она больше не глядела — не могла. Закончила плести косу, задула светцы и обошла кровать с другой стороны. Легла на самом краю, надеясь, что Талгору хватит ума не распускать руки.

Иначе она за себя не ручается.

Какое-то время он недовольно сопел, а затем все-таки лег рядом.

Трогать — не тронул. Но и молчать не стал.

— Как мне призвать хексов для разговора?

Хелмайн яростно скрипнула зубами.

— Ну, дoпустим, призовешь ты их. Представишься новым кунном и потребуешь вернуть детей. Они спросят, что ты дашь им взамен. И что ты предложишь?

Талгор умолк — а она почти наяву слышала, как ворочаются мысли в его голове.

— Скажи, Хелмайн… Когда наступает День жатвы, северяне по — прежнему приносят в жертву людей?

Она перестала дышать. Приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.

— Снова с Мелвом трепался?

— Но жертва должна быть добровольной, — будто не слыша вопроса, продолжал рассуждать Талгор. — Кто же согласится на такое?

Она повела плечом.

— Те, кому нечего терять. Старики, уставшие жить, но мечтающие защитить правнуков. Вдовы, желающие уйти вслед за мужьями в чертоги богов. Те, кто страдают от иссушающей хвори.

Ρазве что в последние годы не умирал никто, ведь Хелмайн отдавала вместо них свою кровь.

Об этом oна, разумеется, умолчала. Надеялась, что и Мелву хватило ума не рассказывать всё. Закусила губу, ожидая, что скажет Талгор.

— А вы не думали о том, что будет, если не кормить их чужими жизнями?

— Они придут и разрушат поселение. А потом все равно возьмут свое.

— Но ты сама сказала: они не способны навредить людям.

Хелмайн зло рассмеялась, вновь откинувшись на подушке.

— А ригги на что? Они послушны приказам хранителей, лишены сострадания и телом крепки, будто камень. Даже всей армии когана не выстоять против них.

Он думал долго, а Хелмайн ждала.

Нет, не спасения. Придумать что-либо новое Талгор не сумеет. А ей помочь уже невозможно, уговор скреплен священными клятвами. Ρазве что продлить ещё на несколько лет… Но ей нужно знать, как поведет себя Талгор, когда ее не станет.

Сможет ли он и вправду стать хорошим кунном, позаботиться о северянах?

О Кйонаре?

— А что будет, когда эти дети вырастут и превратятся в риггов, а затем и они застынут в камне? Разве хексы тогда не потребуют новых детей?

А он не так уж и глуп, хоть расшибленный о магическую защиту лоб и говорил об обратном.

Много раз Хелмайн задавала себе тот же вопрос. И однажды задала его хексам.

«Придет час, и ты отдашь нам всю свою кровь, дитя вечного лета. Жизнь твоя развеет проклятье, а взамен мы исполним твое