Между королями - Вэнди Джинджелл

тёплого вампира уже вошло у меня в привычку, но поскольку в эти дни мы все спали в гостиной, это не выглядело таким уж скандальным — или опасным — как могло бы показаться в противном случае. В смысле, какая может быть романтика, когда вокруг вас храпят три ликантропа, а один тявкает во сне, дёргая лапами.

Я могла бы посочувствовать тем, кто тявкает во сне. Я, вероятно, и сама занималась чем-то подобным до того, как проснулась. Мои изменчивые сны вызывали у меня неуверенность и дискомфорт, и желание ещё раз прослушать запись человеческой группы, которую мы услышали через нашу частную сеть. Я предполагала, что это были последние мгновения жизни моих друзей-людей, и я изо всех старалась не слушать, что происходило в то время, но теперь, когда я задумалась об этом, я не была уверена, что это соответствовало тому, что я видела и слышала в воспоминаниях Атиласа.

Вероятно, причина заключалась в сочетании того, что я отгораживалась от всего и этого странного набора сновидений, и, хотя не было никакого реального повода снова исследовать сны, но теперь, когда эта мысль засела у меня в голове, от неё было трудно избавиться. Поскольку я зашевелилась, Джин Ён, похоже, тоже хотел встать. Я оставила его в ванной, чтобы он занял её, пока ликантропы не закончили зевать и потягиваться, и поднялась наверх, пока они не проснулись настолько, чтобы спросить, чем я занимаюсь. Я даже не стала сначала готовить себе кофе: вот это самоотверженность.

Вместо этого я пошла и нашла чип сети, который был в вещах Атиласа, и положила его достаточно близко к дивану, на котором сидела, чтобы я могла подключиться к частной сети, оставаясь при этом достаточно далеко, чтобы при необходимости быстро выйти за пределы досягаемости. Затем я набрала номер детектива.

Как я и полупредполагала, телефон прозвонил раз или два, а затем перешёл на неуместный звук интернет-гудка — такого я не слышала с тех пор, как была ребёнком.

— Блин, — пробормотала я, и вместо этого позвонила Северному.

К моему глубочайшему облегчению, тем кто ответил, был Туату.

— Чего тебе нужно?

— Теперь пользуетесь телефонами друг друга, а? Это серьёзный шаг.

Я почти видела, как его губы сжимаются и разжимаются снова.

— Что тебе нужно?

— Решила проведать тебя и узнать, как у вас вчера всё прошло с Маразулом, — ответила я, всё ещё до смешного счастливая. — И я провожу небольшой тест с помощью нашего устройства для работы в частной сети.

— О, кстати, — начал он. — Маразул попросил вернуть мой и, похоже, ему не терпелось вернуть и тот, что ещё остался у тебя. Ты не могла бы отдать его ему, когда закончишь?

— Ага, не парься, — ответила я. — Что там с именем?

— Он свяжется с нами, — сказал Туату. — Он ищет информацию в Интернете — в человеческом интернете, — но он предположил, что твоему другу-лепрекону будет лучше разобраться с книгами и записями в моём телефоне. Что-то в том, что они упорядочены в более устаревшей системе хранения, чем в обычном Интернете, он сказал, что твой лепрекон может связать их с какой-то консолью и выполнять широкий поиск, чего ты не можешь сделать, как обычный человек, который хочет что-то найти в записях. Он также сказал, что лучше разбирается в человеческих технологиях.

— Если мы сможем найти консоль для Пять, он будет на седьмом небе от счастья, — сказала я. Не похоже, что Пять мог добраться до своей обычной консоли, пока он застрял в мире людей, и ему выдали чёрную карту в За за преступление, что он не убил меня. Это означало, что теперь всё зависело от меня — ну, от нас с Джин Ёном — достать ему консоль.

Это было бы интересно, пока за нами следовала группа брауни.

— Если ты приведёшь мой телефон в рабочее состояние, когда всё это закончится, я не буду возражать против того, что мне придётся делать. Просто скажи, что тебе нужно.

— Лады, — сказала я. — Но тебе лучше перестать говорить подобные вещи — так ты в конечном итоге окажешься в долгу перед фейри.

— Мне ли этого не знать! — с жаром воскликнул он. — Мы зайдём завтра, если у нас будут какие-нибудь новости.

— Завтра, — согласилась я и подождала, пока он повесит трубку.

Я могла бы сделать это сама, но у меня было ощущение, что это лучший способ добиться желаемого результата. И действительно, после завершения вызова послышался отчётливый звук голосов — сначала отдалённый, а затем более отчётливый, когда я приблизилась к значку сети.

— Снова началось, — сказала Эзри. Её голос звучал радостно и даже немного озорно. — Интересно, что сейчас будет?

— Никто не придёт, — нетерпеливо произнёс голос Эбигейл. — Сосредоточься на том, чтобы соединить эту линию в нужном месте, и перестань совать свой нос, куда не следует, пока тебя его не оторвали.

— С таким же успехом я могла бы прилепить их туда, где им не место, — резко сказала Эзри. — Они всё равно отрастут.

— Они больше не отрастут, — сказала Эбигейл с глубоким вздохом. Это прозвучало так, словно она говорила одно и то же уже несколько раз. — И если ты…

— Погоди-ка! Это тот самый старик?

— Эзри! Свали с линии! — резко сказала Эбигейл, и статические помехи завизжали и взревели.

Не думаю, что это был просто шум помех, но, возможно, это было просто потому, что я вспомнила крики, которые звенели у меня в ушах, когда я в последний раз слышала эти голоса. Я отошла от значка, и звук помех превратился в тихое, прерывистое пощёлкивание, а затем и вовсе прекратился.

Это оставило у меня ощущение, что в мире что-то не так, и я не была уверена почему. Было что-то не совсем правильное и неподходящее в том, что я только что услышала, и я не думала, что это из-за того, что я снова услышала прелюдию к смерти моих друзей, которую я вчера избегала в памяти Атиласа. Было ли это из-за слов, которые, казалось, не совсем соответствовали моим воспоминаниям о том времени, когда я услышала их в последний раз?

Что могло это сделать? Мне стало интересно. Могли ли слова, плавающие в закрытой сети, как заставка на DVD, постепенно меняться, пока не стали не совсем такими, какими были изначально? Или же в закрытой системе произошла какая-то деградация или искажение? Я могла бы спросить об этом Маразула: изначально он был тем, кто создал систему, и он был единственным, кто мог знать ответ.

Или, подумала я, теперь, когда окончательно