Какие планы на Рождество? - Карен Понт

в морду. Не хочу признаваться, что на самом деле мне далеко не плевать. Я из тех, кто любит производить приятное впечатление. Как им дорожил мой дедушка, без конца внушавший мне: «Очень важно, моя Полинетточка, произвести хорошее впечатление. Потому что никто не знает, как повернется жизнь через много-много лет».

— Что-то мне подсказывает, что в эти несколько дней покоя мне ждать не стоит.

— О, ты еще пожалеешь, что тогда не попросил петь тебе колыбельные! Тем более что у меня очень приятный голос.

Давид несколько мгновений внимательно разглядывает меня, и я чувствую, как мои щеки начинают пылать.

— Нет, уверен, что не пожалею.

Последние километры мы едем в полном молчании. Не то чтоб я надулась или совсем не хотела продолжать разговор, но силу рвотных позывов из-за горных виражей я явно недооценила. Боюсь, что стоит мне открыть рот, как придется извергнуть все содержимое желудка на приборную панель.

— Мы у цели! — объявляет Давид, паркуясь у огромного шале с фасадом, увешанным зажженными белыми гирляндами. — Все нормально? — озабоченно спрашивает он, уже отстегнув свой ремень безопасности и поворачиваясь ко мне.

— Да, да, — бормочу я в ответ.

— Да ты совсем зеленая… Тебе надо бы…

Не дав ему закончить фразу, я поспешно открываю дверцу. Мне нужно на воздух. Тут же меня до костей пронизывает холодный ветер. Глядя исключительно на дорогу и повторяя про себя мантру «только бы не стошнило», я не обратила внимания на снижение температуры за окнами.

Пусть даже вдох всеми легкими немедленно превращает меня в ледышку, это все же немного смягчает мои рвотные позывы.

— Ты уверена, что все хорошо? — спрашивает явно встревоженный Давид. — Надо было сказать в машине, что тебе плохо, я бы предупреждал о виражах…

— Я впервые в горах. Но это пройдет. Мне нужно всего несколько минут, и тогда… Вот, мне уже полегчало.

В доказательство я стараюсь улыбнуться — и немедленно блюю на свои ботинки.

— Если это коварный план, чтобы я ни в коем случае не влюбился, то, право же, хватило бы и слюней.

— Закрепим для верности. Лучше не искушать судьбу, — отвечаю я ему в тон.

Тут бы самое время сунуть ему в трусы побольше снега. Хорошую такую горсть, в мгновение ока превратившую его член в скукоженную коктейльную креветку, но по его взгляду я понимаю, что он склонен свести все в шутку.

И это меня трогает.

Полина, остановись! У тебя от такого типа все внутри переворачивается. Ты здесь для того, чтобы он стер компрометирующую запись. Не может быть и речи о том, чтобы он показался тебе хоть немного симпатичным. Ты ведь и так уже находишь его довольно приятным…

Подышав десять минут морозным воздухом Санта-Две-Ёлки и полностью опорожнив желудок, я определенно чувствую себя лучше.

Если семья слышала шум подъехавшей машины, тогда они все наверняка недоумевают, какого черта мы так долго торчим на холоде. Только бы они не видели, как меня вырвало…

Ну я и размечталась о том, как произвести приятное впечатление, — они могут подумать, что я беременна. Когда видят, что женщину тошнит, сразу думают именно про это. Если, конечно, она не пьяна вдрызг.

К счастью для меня, в это время года ночь наступает быстро: уже начинает темнеть, хотя еще нет даже шести часов вечера.

Лишь коротенькая аллея и несколько ступеней отделяют нас от входа в шале, обрамленного деревянной террасой. Издалека дом показался мне огромным, но сейчас, вблизи, он куда больше похож на замок, чем на пастушью горную хижину. Мало того что входная дверь весьма массивная и шире обычного, прямо на ней вырезана рождественская елка. А если присмотреться — резная не только дверь: на фасаде кругом рождественские елочки, снеговички и всякие разные санки. Сомневаться не приходится — мы у безумных последователей Санта-Клауса.

Прежде чем позвонить в дверь, Давид одаривает меня издевательской улыбкой:

— Готова?

А что, разве у меня есть выбор? Даже если прямо сейчас вырваться и сбежать — разве останется у меня хоть один шанс выжить?

— Готова.

Ибо — взглянем в лицо фактам — куда вероятнее, что отыщут не живую и здоровую меня, а мои обглоданные волками косточки. Чему быть, того не миновать. Последние секунды перед погружением в неизвестность я использую, чтоб мысленно послать ко всем чертям Эрве и поклясться себе: больше никогда никаких перепихонов у стенки с кем попало.

Глава 12

18:00

Давид звонит в дверь, и то, с какой готовностью она распахивается, подтверждает, что с самого нашего прибытия за нами самым внимательным образом велась слежка из окна. Спасибо снегу, которого вокруг в изобилии, — им я успела отчистить свои ботинки, так что удастся избежать объяснений.

— Давид, мой дорогой! Я так счастлива, что ты приехал. Но что же вы, проходите, проходите, на дворе лютый мороз, такой под силу выдержать только эльфам.

Мы только-только переступили порог, как вдруг громадный белый пес с длинной и пушистой шерстью с лаем бросается к нам, неистово виляя хвостом. Давид приседает, чтобы приласкать его, а тот облизывает ему щеку длиннющим розовым языком, едва не опрокидывая назад.

— Бумазей! Оставь Давида в покое, он, знаешь ли, и так промок с улицы.

Передо мной — женщина среднего роста, белокурые волосы заплетены в длинную густую косу, на ней пуловер цвета морской волны со снеговиком, вместо носа у него самая настоящая морковка.

Мне приходится закусить губу, чтобы не расхохотаться и не сорвать выпирающую морковку, чтобы сказать ей «здрасьте».

— Добрый вечер, мама. А ты явно в форме, — отвечает ей Давид, сжимая в объятиях и целуя в щечку.

Интересно, как это ему удалось с морковкой-то…

— Сам знаешь, в это время года я всегда молодею на двадцать лет! Я бы из всех месяцев в году оставила только декабрь![11]

Мать Давида оборачивается ко мне с приветливой улыбкой.

— Добрый вечер, Полина, добро пожаловать в Санта-Две-Ёлки.

Когда я протягиваю ей руку, она подходит и крепко обнимает меня.

Ой-ой-ой, кажется, морковка уперлась мне в живот… Только бы не расхохотаться…

— Главное — никаких формальностей, никаких «мадам», называйте меня просто Элен. Нечасто мой сынок решается представить нам свою подружку…

— Спасибо за прием, Элен, — бормочу я, еще не успев прийти в себя — таким нежным было это приветствие.

Когда она отходит, дав нам время разобраться с чемоданами, я осматриваю внутреннее убранство шале. Здесь так красиво, что у меня на миг перехватывает дыхание.

Первый этаж занимает по меньшей мере двести квадратных метров. Широченные