Какие планы на Рождество? - Карен Понт

Эта песня, кажется, будет вечной. Вот уже десять куплетов — давно ясно, что из камина выпадет Санта-Клаус… И хочется прогнать этого мальчугана спать, от души надавав ему пинков под зад, еще и пригрозив, что иначе на следующее утро ему не видать никаких подарков!

А когда она наконец заканчивается — тогда… вот это уж песня так песня. Нет, на сей раз никто не голосит. Все встают, Маделина — не так живо и непринужденно, как остальные члены семьи, и я ошарашенно наблюдаю за тем, как все они подходят друг к другу и трутся подвесными морковками — то есть теми, что висят на пуловерах.

— Это приносит счастье, — объясняет Элен, торжественно распахивая объятия, чтобы я тоже потерлась об нее своей морковкой.

И тут наконец до меня доходит: так вот почему Давид предпочел привезти сюда меня, а не настоящую свою подружку. Никакая любовь, даже самая крепкая, не сможет устоять перед опытом потирания моркови о морковь. Я в этом совершенно уверена. А вот и он сам — его очередь подойти ко мне, и мы, как полагается, тоже тремся морковками.

Перед тем как отойти и потереться с кем еще не успел, он быстренько шепчет мне на ухо: «Держись, это скоро кончится».

Действительно, когда все пожелали друг другу полного счастья, а от морковок почти ничего не осталось, мать Давида поднимает чашку горячего шоколада и возвещает то, что, по-видимому, является ритуальным сигналом:

— Объявляю празднования по случаю Рождества 2023 года открытыми! Хо! хо! хо!

Каждый берет свою чашку шоколада, и я вслед за всеми. И мы все орем в ответ: «Хо! хо! хо!»

Это, надо полагать, по-здешнему «за ваше здоровье».

Бумазей вертится у нас под ногами. Он явно в восторге от того, что можно облизать сразу столько щек. Его шерсть словно шепчет: погладьте меня. Немного наклоняюсь, чтобы быть с ним одной высоты, и погружаю руки в его мех. Редко мне приходилось видеть собак вроде этой — и красивой, и элегантной, но со взглядом лукавого щенка.

Такое лукавство должно было меня как минимум насторожить.

Как выяснить, что там происходит в мозгах у животного? В эти минуты Бумазей, видимо, почувствовал себя чужим на этом празднике жизни, или утром ему в плошку положили слишком мало собачьего корма, а может, еще что-нибудь — кто знает… Во всяком случае, как только я заканчиваю его гладить и хочу выпрямиться, он с размаху бросается на мою морковку. Та полностью исчезает в его пасти, а он поднимается на задние лапы и все тянет и тянет ее на себя, толкая меня еще сильнее, и я от неожиданности делаю несколько шагов вперед. Я пытаюсь с переменным успехом вырвать из его челюстей свою законную морковку, он же, решив, что с ним хотят поиграть, с удесятеренной силой напрыгивает на меня, и если я вижу в его глазах радость и массу удовольствия, то ему вряд ли удается прочесть в моих настоящую панику — а ведь она меня уже охватывает.

Напрасно этот пес у Давида с Элен бегает на воле, но что тут скажешь — животине тоже подавай ее морковку.

Трудно сказать, сколько времени продолжается этот раунд, но в конце концов собака последним резким наскоком одерживает верх над густой шерстью пуловера и вырывает клок вместе с морковкой. В этом наскоке мне приходится невольно сделать неверный шаг, и вот я, не удержав равновесия, бухаюсь на диван — сперва головой вниз, а потом и попой вверх.

Есть ли хоть один шанс, что этого никто не заметил? Что все преспокойно продолжают попивать свой горячий шоколад, любуясь горными видами?

Ни единого. И не надейся.

Когда я наконец поднимаюсь с дивана, у моего пуловера уже нет никаких выпуклостей, а на меня уставились пять пар глаз. Первой хохочет Маделина, добавляя, что все это проделки Гринча. И тут раздается безумный общий смех — следом за ней гогочут и остальные.

А в уголочке совершенно счастливый Бумазей распутывает доставшуюся драгоценную добычу — узелок за узелком.

Глава 13

Время первого скромного перекуса

Через два часа, выпив весь горячий шоколад и исполнив нечто вроде местного концерта рождественской музыки, мы впервые сели за стол для церемонии открытия празднеств. После инцидента с Бумазеем, который уже не проявлял ни малейшего интереса к семейному торжеству, нам было даровано право снять наши пуловеры.

На календаре только двадцать первое декабря, но в тарелках уже самое настоящее Рождество. Сегодня вечером мать Давида приготовила фрикасе из каплуна и цесарки с картофельным пюре и жареными каштанами.

Если так пойдет и дальше, боюсь, к моему отъезду меня придется отсюда вывозить — сама передвигаться я уже не смогу.

Этим я хочу сказать, что у Элен кулинарный талант — я прямо-таки наслаждаюсь едой. Впрочем, все равно сижу, уставившись в тарелку, и страшусь грозного вопроса — и вот он наконец звучит:

— Итак, Полина, расскажите немного о себе. Я хочу знать всё.

Вот он, этот самый вопрос.

Я не то чтобы не люблю говорить о себе. Но не тогда, когда меня спрашивают таким тоном. Да еще в обществе людей совершенно незнакомых, чьи головы тут же поворачиваются к тебе, едва произнесут последний слог.

В таких вот случаях я всегда боюсь ляпнуть неимоверную глупость, сбиться или выдать что-нибудь не то.

— Мама, ты ведь пообещала, не забывай, — вмешивается Давид.

— Чего пообещала? Я не ставлю ее в неловкое положение, а только прошу рассказать немного о том, кто она есть. Все-таки имею право знать, кто вместе с нами проведет Рождество и как этой девушке удалось завоевать твое сердце.

Все в порядке, я уже ничуть не стесняюсь. Спасибо, Давид.

— Что вы хотите знать, Элен?

— Да как вам сказать. Например, для начала, где вы работаете?

— Я работаю в издательстве.

— Вы знакомы с Гийомом Мюссо? — Это спрашивает Валери. — Я его фанатка. Прочитала все его романы, — она лучится воодушевлением.

— Нет, я не знакома с Гийомом, у него другой издатель. Честно говоря, я издаю не романы, а только путеводители и книги по саморазвитию.

— А, это штуки типа «Твоя третья жизнь начнется сразу после второй»? — ухмыляется Донован. — Мэдди, это должно тебе понравиться, ты ведь от таких нелепиц без ума.

— Во-первых, это никакие не нелепицы, а во-вторых, это называлось