Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться - Таня Драго

Илиран ходил по дому с таким выражением лица, словно не верил собственным глазам.

— Видишь, мама? — сказал он, остановившись рядом со мной у окна. — Ты приносишь удачу всем вокруг. Они это чувствуют.

Я непонимающе покачала головой, глядя на закат, который окрашивал наш двор в золотистые тона.

— Это просто их доброта, Илиран. А я... я вечно всё роняю и проливаю. Утром разлила молоко, днём разбила глиняную миску, когда мыла её. Какое там благословение?

— Мама, — он повернул меня к себе за плечи, — когда ты разлила молоко, Лина принесла новое. Когда разбила миску, соседка дала нам целый набор посуды. Ты не замечаешь? Всё, что ты теряешь, возвращается сторицей.

Я смотрела в его серьёзные глаза и пыталась понять. Неужели это правда? Неужели то, что я всегда считала своим проклятием — неуклюжесть, неспособность сохранить целым что бы то ни было — на самом деле как-то связано с этим потоком добра, который обрушился на нас?

— Но я ничего специально не делаю, — прошептала я.

— Именно поэтому, — мягко сказал Илиран. — Ты просто живёшь, просто любишь людей. И они это чувствуют.

Я посмотрела в окно на деревню, где в окнах домов зажигались огни. Где-то там жили Лина со своей здоровой дочкой, пожилая ткачиха, которая подарила нам ткань, крестьяне, которые восстановили наш дом. Все эти простые, добрые люди, которые почему-то видели во мне что-то хорошее.

Может быть, Илиран прав. Может быть, дело не в том, что я умею или не умею делать. Может быть, дело в том, что я просто есть.

И впервые за долгие годы эта мысль не испугала меня, а согрела.

На третий день после переезда я проснулась с тяжёлым чувством в груди. Вокруг царила идиллия — новый дом, добрые соседи, полная кладовая, — но внутри копошились сомнения, как черви в яблоке. Варенье. Я думала о варенье из шишек и как-то позабыла, а Илиран мое внимание на шишки уже обращал.

Но я боялась.

Стояла на кухне, глядя на медный таз, который вчера принесли соседи, и мысленно прокручивала все возможные катастрофы. Сожгу сахар. Не угадаю с пропорциями. Разолью кипящую массу и обожгусь. Варенье получится несъедобным, и все поймут, что я никчёмная хозяйка.

Анмир всегда это подчёркивал.

И там, на лестнице, вспомнил сожженную овсянку.

А я помню, как старалась ему угодить.

— Не можешь даже кашу сварить нормально, — кричал он, тыча ложкой в пригоревшую массу. — Что толку от жены, которая всё портит?

Я тогда стояла у плиты, красная от стыда, и клялась себе больше никогда не готовить ничего сложнее хлеба с маслом. А теперь хотела варить варенье...

— Глупости, — пробормотала я, встряхивая головой. — Просто свари. Что может пойти не так?

Но руки уже дрожали при одной мысли о кипящем сиропе.

Решила отложить кулинарные эксперименты и прогуляться по деревне. Может быть, свежий воздух прояснит мысли. Шла мимо дворов, наблюдала за размеренной жизнью: женщины стирали бельё у колодца, дети гоняли по дорогам, мужчины чинили заборы.

У дома Лины паслась корова — та самая Зорька, которая якобы из-за моего присутствия стала давать больше молока. Животное мирно жевало траву, но вдруг подняло голову и потянулось к изгороди. Там, на ветке старого дерева, и висели те странные удлинённые шишки, которые показывал Илиран — не сосновые, не еловые. Какие-то особенные.

Илиран говорил про них — что растут они только здесь, в этой местности, и местные считают их чем-то вроде талисмана. Я тогда не обратила внимания, но сейчас Зорька просто не могла оторвать взгляд от этих шишек.

Любопытство пересилило. Я сорвала несколько штук — они были тяжелее обычных, с приятным смолистым ароматом, но чем-то отличающимся от привычного запаха хвои.

Сладковатым что ли.

Не успела я опустить руку, как Зорька рванулась к изгороди с таким энтузиазмом, что я невольно отступила. Корова тянулась к шишкам с такой жадностью, словно это было величайшим лакомством в мире.

— Ну-ну, полегче, — засмеялась я, протягивая одну шишку.

Зорька буквально выхватила её из моих пальцев и принялась жевать с выражением полного блаженства на морде. Тут же подбежали козы с соседского двора, толкались, требуя свою долю.

— Илиран! — крикнула я, заметив сына у колодца. — Посмотри! Они обожают эти шишки. Ты мне про них говорил, но я не думала, что всё настолько серьёзно.

Он подошёл, наблюдая, как животные дерутся за оставшиеся в моих руках шишки.

— Хм, — задумчиво протянул он. — А что, если попробовать что-нибудь из них приготовить? Если животные так реагируют, может быть, в них есть что-то особенное?

Сердце ёкнуло.

Вот оно — не отвертишься теперь от готовки.

С одной стороны, идея интриговала. С другой — всё тот же страх.

— Не знаю, — неуверенно протянула я. — А вдруг они ядовитые для людей?

— Старики в деревне иногда заваривают из них чай, — успокоил Илиран. — Говорят, от простуды помогает. Значит, съедобные.

Мы собрали целую корзину шишек — животные провожали нас тоскливыми взглядами, явно рассчитывая на дополнительное угощение. Дома я долго стояла перед корзиной, перебирая шишки и думая, что с ними делать.

Варенье из шишек? Почему нет? У мамы был старинный рецепт варенья, который подходил практически к любым ягодам и фруктам. Может быть, получится адаптировать его под шишки?

— Что ж, — пробормотала я, доставая медный таз. — Попробуем.

Шишки оказались удивительно мягкими внутри, с мелкими семенами и чем-то похожим на мякоть. Когда закипели, запах стоял невероятный — хвойный, но с фруктовыми нотками.

Начала готовить по маминому рецепту: сахар, вода, немного лимонного сока. Всё шло гладко, пока не дошло до специй. Мама всегда добавляла щепотку корицы — для аромата.

Потянулась за баночкой с корицей, стоявшей на высокой полке. Встала на носочки, пальцы