Отпускай - Ольга Сурмина

— Так не берись. — Тихо ответила Эмма. — Мне ничего не нужно.

— Так. — Молодой человек стиснул зубы, и со злобой сорвал с шеи галстук. — Хватит строить из себя неизвестно кого. Еще успеешь пожить одна и посидеть на бутербродах, не волнуйся. А пока — уважай мой гребаный труд. Ничего не можешь сама — уважай чужой. А если так уж хочется истерить, то как-нибудь по-другому, чтобы я не переводил продукты. — Он резко повернулся, схватил сожительницу за талию, и потащил к лестнице.

— Нейт, ты совсем съехал?! Пусти!! — Эмма схватилась ладонями за прохладную, стальную руку, и попыталась её от себя отодрать. Снова начинали намокать ресницы. — Что хоть ты делаешь?!

— Поднимаю тебя наверх. — Сквозь зубы прошипел тот. — Или что, будешь спать внизу?

— Я не собиралась сейчас идти наверх!! — Закричала Фастер, и мужчина тут же её отпустил. На ватных ногах девушка зашаталась, и чуть было не упала на колени, однако тот схватил её за сарафан и удержал стоя. Послышался звук рвущейся ткани.

— Я не буду вечность тут стоять, и ждать, пока ты созреешь подняться. — Со злобой продолжал шептать он.

— Не надо надо мной стоять. — Голос дрожал. Она попятилась. — Не надо. Не надо меня хватать. Иди, куда тебе нужно. — Эмма изо всех сил сжала зубы, чтобы не разрыдаться, но слезы все равно капали с ресниц. Ей казалось, в темноте их нет было видно.

— Ладно. — Штайнер выдохнул. — Надумаешь подняться — позвони.

Он медленно развернулся, и пошел наверх. Как только его темный силуэт скрылся из виду, Фастер схватилась за лицо и, все же, разрыдалась. Снова. Она не позвонит ему. Не позвонит, даже если придется ночевать на узком диване в гостиной без постельного белья и ночной сорочки. Не позвонит ни при каких обстоятельствах. Ни за что.

Даже если бы вместо дивана там был бетонный пол.

Ни за что.

Нейт тяжело дышал. Сжимал ладони в кулаки, и с досадой смотрел в пол. А куда пропала… с утра, и до самого вечера, так и не сказала. Ладно. и так, очевидно, перегнул. Почему? Разве вообще стоило с ней… так?

Он рывком открыл дверь, и зашел в спальню. От неожиданности Белита вздрогнула, выронила пилочку для ногтей, затем медленно подняла брови.

— Ну и что там? Нашлась?

— Нашлась. — Сухо ответил Штайнер. — Не знаю, где она была, разговор у нас не задался.

— Ну… — Как только мужчина сел на постель, девушка потянулась, подалась ближе, и в одно мгновение оказалась рядом с ним. — Не задался и не задался, не трать нервы. Пусть где хочет, там и гуляет. Пришла сама? Вот и прекрасно. Если что-то пойдет не так, позвонит…

— У нее телефон сел. — Нейт выдохнул. — Раздражает такая неопрятность. Такой… пофигизм. Можно же было просто провод в розетку воткнуть, чтоб за тебя не волновались. В конце концов не здорова…

— Ну безответственная она, что теперь. — Тонкая рука скользнула по спине мужчины, и спустилась вниз. — Теперь ты не один с ней. И теперь тебе есть с кем… снимать напряжение. У тебя появился личный антидепрессант. — Кин игриво склонила голову. — Все хорошо, что хорошо кончается. Хочешь… расслабиться?

— На самом деле хочу. — Молодой человек сузил глаза и усмехнулся. — Хочу.

* * *

На улице завывал ветер, хотя дождя не наблюдалось. Отрывал листья от черных крон, и уносил их в ночь. Гонял по летним улицам, где теперь ничего не осталось от праздника. Словно праздника… вообще не было. Словно никогда не предполагалось.

Мерно звякали стрелки настенных часов. Обычно их не было слышно, но, когда комнату охватывала тишина, они начинали издавать звуки. Голос часов раздается только в тот момент, пока молчат все остальные. Раздается в самую последнюю очередь. Оттого он ассоциировался с тяжелым ожиданием. Чем-то мерзким, тягучим. С минутами, когда сказать больше нечего, а сказать что-то надо. Хотелось.

— Не звонит. — Тихо сказал Нейтан, глядя на телефон, что лежал на прикроватной тумбе. Он сидел на постели, и с каким-то странным выражением гипнотизировал мобильник, словно тот должен был с ним поздороваться, и пожелать спокойной ночи. — Я… наверно сам спущусь.

— Раз так, она хочет побыть одна. — Белита закатила глаза. — Хватит об этом думать, в конце концов… надо будет — позвонит.

— Мне кажется, я ей платье порвал. — Штайнер печально опустил взгляд. — Не знаю, что на меня нашло.

— Боже, ну порвал и порвал, у нее этих платьев целый шкаф, и все покупал ты. — Девушка нахмурилась. — Ты сам сказал, она падала. Лучше было дать ей упасть?

— Она падала, потому что я поволок её к лестнице. — Мужчина нахмурился. — Сперва пропала куда-то, ни сказав ни слова, выключила телефон. Теперь отказывается от еды, и на работе… сама знаешь, что на работе. У меня сдали нервы. Но спускать все раздражение на Эмму было низко.

— Не хочет есть — пусть не ест, хватит с ней носится как с ребенком. Ей-богу, она не маленькая, ты сам говорил. А теперь это говорю я, хотя не должна бы. Ты шикарно готовишь, сами съедим. — Кин вздохнула. — Серьезно, я бы подумала, что ты повар. Не пропадет.

— Да плевать мне, пропадет или нет. — Нейт сузил глаза. — У нее инвалидность, Бел. Если она не будет есть, совсем зачахнет. Я этого не хочу. Нет, не так, я не позволю этому случиться. Она мне…

— Как сестра, да-да, я знаю. Ты сказал это уже раз десять. Но твоей «сестре» двадцать два года. — Девушка с раздражением повернулась на другой бок и зажмурилась. — Двадцать два. Почаще себе об этом напоминай, и станет легче. Я думаю, она не ест из-за стресса. Это пройдет. Или внимание к себе привлекает. Тогда, опять же, чем меньше ты будешь обращать на это внимание, тем быстрее она перестанет так себя вести. Давай спать уже, завтра вставать рано. Спокойной ночи.

Штайнер медленно выдохнул. Точно, ей же двадцать два. Он словно слышал эту цифру впервые, казалось, что с шестнадцати лет Фастер не менялась. Словно застыла в том возрасте, и года были над ней не властны. Когда успело пройти столько времени? Она на самом деле совершеннолетняя? Серьезно?

Необычайно сложно было сейчас осознавать тот факт, что они с Бел одногодки. Белита — взрослая, сформировавшая женщина. Женщина, и сразу понятно, что она старше двадцати. В ней чувствовалась стать, и все подростковое, наверно, осталось в ее прошлом. Как и у обычных людей, только не у Эммы. Эмма словно не росла. Так же наивно, широко на него смотрела, когда он подходил