Разрушь меня - Бьянка Коул

Я взбалтываю виски в своем стакане. — Ты увидел её однажды в переполненной галерее и потратил несколько недель на то, чтобы заполучить её. По крайней мере, я пытаюсь сохранять некоторую профессиональную дистанцию.

— Профессиональная дистанция? — Он выгибает бровь. — Так ты называешь то, что заставил Алексея взломать систему безопасности музея?

— Говорит человек, который поручил команде Эрика неделями следить за галереей Софии.

Мы обмениваемся взглядом взаимного признания. Слабость Иванова — как только мы находим что-то стоящее, мы становимся безжалостно целеустремленными.

Каждое взаимодействие с Наташей — это изящный танец продвижения и отступления, толчка и притяжения. Я говорю себе, что все дело в сохранении контроля, но в глубине души я знаю, что это не так. Я боюсь того, что произойдет, когда игра закончится, и она, наконец, будет полностью моей.

Потому что, в отличие от искусства, бизнеса или территории, Наташа Блэквуд — это не то, чем я могу просто обладать. Она — сила природы, бросающая мне вызов на каждом шагу. И да поможет мне Бог, мне это нравится.

Глава 10

ТАШ

Мои каблуки стучат по мраморному полу, когда я совершаю свой последний обход по египетскому крылу музея. Две недели благословенного молчания от Дмитрия Иванова, хотя его отсутствие раздражает меня больше, чем я хочу признать.

Потрескивает интерком. — Обнаружено нарушение безопасности. Начинаю процедуру карантина.

Вспыхивают красные огни, когда металлические ограждения опускаются на окна. Мое сердце бешено колотится, когда я бегу к охраняемому складу, который служит нашей специальной зоной безопасности во время угроз.

Я заворачиваю за угол и замираю. Дмитрий стоит у тяжелой металлической двери в одном из своих идеальных костюмов, выглядя так, словно не пропустил ни одного дня, чтобы помучить меня своим присутствием.

— Внутрь. Сейчас. — В его голосе звучит знакомая команда, от которой у меня по спине бегут мурашки.

Я проскакиваю мимо него в комнату с климат-контролем, заполненную ящиками с артефактами. Дверь за нами закрывается с тяжелым стуком.

— Что ты вообще здесь делаешь? — Я скрещиваю руки на груди, сохраняя дистанцию между нами в тусклом аварийном освещении.

— Заседание правления. — Его льдисто-голубые глаза отслеживают мои движения. — Хотя твоя служба безопасности, похоже, безукоризненно рассчитала время.

— Две недели ничего, а теперь это? — Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить.

Его губы кривятся. — Ты скучала по мне, Наташа?

— Ни секунды. — Я отворачиваюсь, чтобы проверить свой телефон, но сигнала нет. — Есть идеи, что вызвало карантин?

— Несколько вариантов. — Он ослабляет галстук. — Ни один из них не подходит.

Несмотря на климат-контроль, температура кажется слишком высокой. Или, может быть, это просто его присутствие снова действует на меня. Я прохаживаюсь между ящиками, прекрасно осознавая, что он следит за мной.

— Как долго обычно длятся эти карантины? — Его голос звучит ближе.

Я оборачиваюсь. Он придвигается ближе, преграждая мне путь между стеллажами. Мой пульс учащается, когда на меня нахлынули воспоминания о нашей последней встрече в библиотеке Софии.

— Стандартная процедура занимает минимум тридцать минут. — Я ненавижу, как хрипло звучит мой голос. — Если служба безопасности не даст отбой раньше.

— Тридцать минут. — Он подходит ближе, прижимая меня к полке. — Как мы скоротаем время?

Его одеколон наполняет мои чувства, когда он возвышается надо мной, не позволяя сосредоточиться ни на чем другом. Край полки впивается мне в спину, холодный металл проникает сквозь шелк. Нас окружают древние артефакты стоимостью в миллионы долларов, но все, о чем я могу думать, — это о том, какие ощущения вызывали его губы две недели назад.

— Ты покраснела. — Его пальцы касаются моей ключицы, и я ненавижу то, как мое тело предает меня.

— Здесь, внизу, слишком тепло. — Ложь горькая на вкус.

— Так вот почему у тебя учащается пульс? — Его большой палец касается моей нижней губы.

Я хватаю его за запястье, намереваясь оттолкнуть. Вместо этого я держусь. — Ты не можешь просто исчезнуть на несколько недель, а потом появиться, ожидая...

— Ожидая чего? — Его рука скользит к моей талии, обжигая сквозь тонкую ткань платья. — Скажи мне, чего я ожидаю, Наташа.

То, как он произносит мое имя, похоже на мрачное обещание, от которого тепло разливается внизу моего живота. — Ты невыносим.

— А ты избегаешь вопроса. — Его губы касаются моего уха. — Как будто ты избегала меня.

— Я не... — Но я это сделала. Уклоняюсь от мероприятий, переношу встречи.

— Лгунья. — Он прикусывает мочку моего уха, и я ахаю. — Ты убегала. Но теперь... — Его рука сжимается на моей талии. — Теперь бежать некуда.

Температура, кажется, подскакивает еще на десять градусов. Мои руки сжимают его дорогой пиджак, разрываясь между желанием прижать его к себе. — Тот поцелуй в библиотеке...

— Сводил меня с ума четырнадцать дней. — Его лоб прижимается к моему. — Я все еще чувствую твой вкус.

Всхлип вырывается прежде, чем я успеваю его остановить. В ответ его хватка усиливается, сильнее прижимая меня к полке. Бесценные артефакты окружают нас, столетия истории наблюдают за разворачивающейся нашей личной войной желаний.

— Скажи мне остановиться. — Его губы на расстоянии вдоха от моих. — Скажи мне, что ты не хочешь этого.

Но я больше не могу лгать. Не тогда, когда его тело сжимает мое, его жар проникает в мои кости, а две недели отрицания крошатся, как древняя керамика.

Его дыхание касается моих губ, и я больше не могу выносить напряжение. — Прекрасно. Я хочу тебя. Теперь счастлив?

Слова едва слетают с моих губ, как его губы врезаются в мои. Этот поцелуй совсем не похож на наши предыдущие — это чистое обладание, зубы и язык воюют, а его руки сжимают мои бедра так сильно, что остаются синяки. В отместку я прикусываю его нижнюю губу, вызывая рычание глубоко в его груди.

— Такой огонь, — говорит он мне в губы. — Всегда сражаешься, даже когда сдаешься.

Мои пальцы запутались в его идеальных волосах, разрушая тщательную укладку, когда я притягиваю его ближе. Его тело полностью прижимается ко мне, его твердая длина горячо прижимается к моему животу сквозь одежду. Край полки впивается мне в спину, но я едва замечаю это, растворяясь во вкусе дорогого скотча на его языке.

— Я ни от чего не отказывалась, — выдыхаю я, когда его рот скользит по моей шее. Моя голова откидывается назад, предоставляя ему лучший доступ, несмотря на мои слова. — Это не значит, что ты выиграешь.

Его смешок вибрирует у моего горла. — Нет? — Его зубы касаются точки, где у меня пульсирует жилка. — Твое тело говорит об обратном, куколка. — Одна рука скользит вниз, чтобы схватить меня за бедро, обхватывая его и