Царствование Розы - Кейт Голден

Его зубы блеснули в клубах пара, когда он вновь резким движением указал подбородком на мои вены.

— Возможно, это и есть тот самый щедрый урожай, который мы празднуем здесь, в Солярисе.

Конечно. Лайт. Весь лайт, который что позволяет его людям купаться в излишествах, пока все остальные за стенами столицы мучаются.

И весь лайт, который он собирал для своей войны.

— Ты еще одумаешься и примешь мои методы, — добавил он. — Когда мы возьмем Эвенделл и сравняем с землей все бесполезные жизни смертных, у нас с тобой будет свежая земля для наших наследников. Мы построим из Эвенделла нечто более великое, чем сама Люмeра. И однажды только истинные Фейри будут населять тот мир. Разве ты не хочешь мир, полный таких же, как ты? Разве твоя сила не одинока?

Ярость сжала меня, сдавив сердце стальной хваткой.

— Все эти люди, убитые… Я никогда не помогу тебе в этом. Никогда не рожу тебе детей. И никогда не пойду на твой жестокий, варварский ритуал, притворяющийся праздником.

В его бездонных, серебряных глазах мелькнул не гнев, а любопытство, пока он приближался, рассекая воду. Низким, хриплым голосом он произнес:

— Октавия просто неутолима в своем интересе к тебе. Жаждет увидеть, как ты ползешь по ее раскаленным углям. И с такими ожогами, — он провел сморщенным пальцем по коже у самой груди, и я отпрянула, ощутив, как по коже бегут мурашки, — полагаю, ты особенно сильно боишься огня, касающегося голой плоти. Узнаем?

Не успел он произнести эти слова, как двери купальни с оглушительным грохотом распахнулись. Я вздрогнула, несмотря на себя.

Вошла Октавия, унылое серое платье свободно свисало с ее костлявой фигуры и впитывало воду, пока она шла по мокрому полу.

— Вон, — рявкнул он на меня, и его голос стал резким, как никогда.

Несмотря на жар от пузырящихся источников и пар, поднимающийся с моей кожи, мои вены наполнились льдом. Я замерла, дрожа. Я могла остаться на месте и быть вытащенной из воды силой, или выйти по своей воле и добровольно подвергнуться пыткам Октавии. И не просто любым пыткам — не избиению или порке — а сожжению моей плоти.

Я… я не могла этого сделать.

Пропитанные запахом дыма видения: раскаленное докрасна железо Халдена, прижатое к моему животу в сырых джунглях Перидота, — заставили мои пальцы затрястись.

У меня было немного лайта — я не была полностью бессильна.

Но когда я поднялась из воды, и прохладный воздух, окутанный паром, коснулся моей шеи, груди и бедер… я подумала, не стала ли я еще более беспомощной, чем прежде. Обладая крупицами своей силы и не будучи в состоянии использовать ни капли. Это был едва тлеющий огонек. Меня бы мгновенно подавили.

Собрав все свое мужество, я подошла к Октавии. Она была всего на несколько дюймов выше меня, и я подняла подбородок, пока она оценивала мое мокрое тело.

— Ты не представляешь, — прошипела она, — как долго я ждала этого.

И теперь я поняла почему. Она считала, что я не ценю то, о чем сама мечтала: место рядом с Лазарем. Я хотела сказать, что она может его забирать, я уступаю. Мне это было не нужно.

С тихим шепотом незнакомых слов и вихрем земного ветра вокруг мрамора и мыльной пены, у моих ног возникло ложе потрескивающих углей.

Каждый шипящий звук, когда пузырящаяся лужа поблизости плевала каплей воды на них, напоминал мне звук, который я услышала бы — звуки, которые я издала бы — когда меня заставят встать на колени, все еще совершенно обнаженной. Моя кожа будет плавиться…

— Впрочем, — сказал Лазарь из непрозрачного бирюзового бассейна, колыхаясь, пока он шел по нему, — ты могла бы присутствовать на Солнцестоянии.

Ненависть вонзилась мне прямо в сердце, а по шее побежали мурашки, пот выступил на лбу и подмышками. Мое тело помнило эту боль. Оно знало: даже если я сейчас смирюсь, в тот миг, когда раскаленные угли коснутся моей плоти, я буду бороться как одержимая.

Насколько я буду обнажена и унижена. Уже была.

Но если он хотел объявить меня своей королевой двору — если ему нужно было показать свою силу, свою щедрость — то я не могла позволить ему. Ни при каких обстоятельствах.

Поэтому я ничего не сказала.

— Отлично. — Октавия ухмыльнулась.

Храбрость покинула меня, и я вздрогнула, когда она потянулась к моей голове. Ее змеиная улыбка растянулась, когда она схватила меня за волосы, и кожа головы уже заныла от боли.

— Погоди, погоди, — небрежно протянул Лазарь. Скучающе. — Так не годится.

О, Камни, что теперь…

— Октавия, начни с ее хромого охранника, хорошо?

— Что? — Мой тонкий голос выдал мой ужас.

Королевские гвардейцы по другую сторону купальни пошевелились. Глаза Мэддокса вспыхнули от восторга.

— Ваше Величество, — запинаясь, проговорил Вин. — Почему?

— Ты не надеялся же избежать наказания? За твою болтливость?

Вин открыл рот, чтобы что-то сказать, но что именно — я так и не узнала. Безжалостная магия Октавии схватила его там, где он стоял у подножия этих просторных алебастровых лестниц, и рванула к углям.

— Остановись, — закричала я, царапая Октавию. Лайт заструился под моей кожей, но мое тело замерло. С помощью какого-то заклинания, колдунья опустила Вина на колени и прижала его лицо к углям. Готовая, жаждущая вонзить его в одеяло шипящих камней ниже.

Вин дрожал. Молча, но дрожал. Он стиснул зубы, когда ее магия тянула его вниз.

Мольбы вырвались из меня.

— Хватит, пожалуйста…

Этого не должно было случиться, только не с ним. Я не переживу этого кошмара. Мой умоляющий взгляд метнулся к Лазарю и вновь увидел в его глазах не злость, а любопытство.

И тогда… тогда я поняла, зачем он это делает.

Потому что я не могла вынести этого кошмара.

Почему Лазарь наказывал Вина. Не за его нескромность. А потому что он знал, что я никогда не позволю кому-то другому страдать за мой выбор. Он использовал мои принципы как оружие. Ждал, что я сломаюсь…

И когда Октавия прижала чистую, золотистую кожу Вина к шипящим углям… я сломалась.

— Ладно, ладно, я пойду!

Мой голос прозвучал достаточно громко, чтобы они услышали его поверх треска углей и гула горячих источников где-то глубоко под нашими ногами. Щека Вина зависла не далее дюйма над камнями.

— Я приду. Я буду послушной. Пожалуйста, просто остановите это.

Октавия скользнула глазами к своему королю.

Я сделала то же самое, хотя тошнота