Двойной капкан - Villa Orient

— Я против, — и одним точным движением ударил нападавшего в живот, и теперь уже тот сложился пополам, сдавленно простонав. Интересно, их где-то специально учат так бить? Тахир подошёл ко мне, садясь на корточки напротив так, что наши глаза были где-то на одном уровне.

— Куда он тебя ударил?

— В живот.

— Всё ещё больно? Нужен врач?

Я печально усмехнулась.

— Я ещё не врач, я только учусь, но этого пока достаточно.

— Шутишь — это хороший признак.

Он взял меня за плечи и помог мне встать.

— Стоять можешь?

— Да.

— Ринат, я тебя отпускаю на сегодня, сам поведу, подгони только машину ко входу, — и обратился ко мне. — Ты дошла, куда собиралась?

Я с трудом вспомнила, что направлялась в дамскую комнату, когда мужчина затолкал меня в подсобку.

— Нет.

— Тогда пойдём.

Он довёл меня до места назначения и подождал, а потом усадил на пассажирское сиденье большого чёрного седана с изображением пантеры на капоте, и мы плавно тронулись.

Глава 13

Отпускать или не отпускать

Мужчина и женщина — это две ноты, без которых струны человеческой души не дают правильного и полного аккорда.

Джузеппе Мадзини

Я огляделся, но не нашёл глазами Вику, махнул Ахмету, и он сразу же подошёл:

— Где Вика?

— Вышла подышать. Ринат за ней присматривает.

Я кивнул и покинул зал. Ринат курил на крыльце.

— Где она?

— Пошла в туалет.

— Давно?

— Минут десять назад.

Я прикинул, что времени прошло немного: женщины долго пудрят носики, а вместе с ними и мозги. Мне не нравилось, что она расхаживала одна среди хищников. Здесь каждый мог свернуть ей шею, обглодать её кости и не подавиться. Лучше мне быть рядом, если кто-то попытается. Я двинулся внутрь помещения, по коридору, и тут услышал громкий крик, приглушённый какой-то дверью. Я прислушался, и почти сразу раздался ещё один крик. Теперь сомнений не было, что женщина кричит за следующей дверью. Я распахнул дверь.

Перед глазами предстала картина маслом — мой двоюродный брат Усман зажимал Вику, залез ей под юбку и уже лихо стягивал с неё бельё, пока она задыхалась и из последних сил пыталась его оттолкнуть. Усман был так занят, что даже не заметил, как мы вошли. Ринат предусмотрительно закрыл за нами дверь от посторонних глаз, а я оттащил за шкирку несостоявшегося насильника.

Он совсем не был расстроен моим появлением, видимо, решил, что я спущу ему это с рук, может быть, даже поделюсь. Я с удовлетворением заметил, что у него была прокушена губа, и на руке, которую он поднял в знак примирения, тоже красовался свежий след от укуса. Моя девочка сопротивлялась.

Вика сползла по стене, по её побледневшему лицу было видно, что он причинил ей какую-то боль, она задыхалась и прижимала тонкие руки к животу. По крайней мере, на её лице никаких отметин не было, но это только потому, что у нас не принято портить красивые женские лица. И потом, за явные отметины можно получить наказание, а тут, поди докажи, что он её ударил.

Я решил, что удар за удар будет справедливым наказанием для этого ублюдка. И за это он не будет в обиде. Хотя мне сейчас хотелось его убить и закопать. Он покусился на мою женщину. Я не помнил момент, когда стал называть её своей. И меня это даже больше не волновало. Может быть, когда принёс её на руках в свой дом, или позже, когда она босая садилась в машину, когда я собирался отвезти её на очную ставку с Йориком. Или ещё позже, когда спустил с неё брюки и гладил упругую попку. Раньше я всегда просто относился к женщинам. У меня были длительные отношения, но они изжили себя, а остальных я считал исключительно женщинами на одну ночь, даже когда проводил с ними неделю. Но Вику я, неожиданно даже для себя, определил «моей».

Я хотел поехать домой, но не хотел брать водителя, желая остаться с Викой наедине. Я вдруг понял, что она отчаянно сопротивлялась Усману, но совсем не противится мне, молча идёт везде, куда я её веду. Боится? Или принимает как неизбежное зло? Или за этим есть тонкий расчёт, который я пока не вижу?

Мы какое-то время ехали в тишине, Вика молчала, но она и дышала очень осторожно, почти через раз, а меня это устраивало. Дома сейчас никого, и если довезти её в таком тихом состоянии, пока не случилась отходная истерика после того, как её почти изнасиловали, то можно уже в сознании отнести её наверх…

Атмосфера между нами была настолько накалена, что могла вспыхнуть от любого неверного движения. Мы слишком громко думали, оба и одновременно. Я ещё не встречал женщин, чьи мысли мне были интересны. Но именно сейчас я бы дорого заплатил, чтобы знать, о чём Вика думает. Наверное, это и значит интересоваться глубоким внутренним миром женщины, а не только её телом и кулинарными способностями. И вдруг Вика начала говорить:

— Я не виновата.

Для меня это прозвучало очень двусмысленно, или она намеренно хотела, чтобы её слова так прозвучали. Она оправдывается за то, что произошло в подсобке ресторана, или за что-то более серьёзное? Поэтому я промолчал, позволяя ей говорить дальше. Это большая редкость, я уже понял, что она в общем-то неболтливая, что для девушки её возраста и опыта очень странно. Зато она умеет подбирать слова.

Я вдруг понял, что хочу её до помутнения сознания, до ломоты в члене: не просто трахнуть, но забраться к ней в душу, в голову, понять, что она думает, чувствует, почему поступает и говорит подобным образом, каковы её мотивы. Я даже думал о будущем. Совместном будущем. Я, безусловно, её хотел, но не на одну ночь. Хотел знать, как долго она будет мне интересна, может ли это длиться всю жизнь. Я понимал, что нам нельзя быть вместе, у нас с ней не может быть совместного будущего. Не после того, как я почти её задушил, обращался с ней так грубо и бесцеремонно. Потому что, если она и правда ни в чём не замешана, то она мне этого никогда не простит.

— Ты знаешь, что я не