Пленница Кощея - Полина Змееяд

Когда подошло к концу лето, Ядвига уже говорила по-лесному так бегло и складно, и даже песни наши петь могла, что решил я — теперь можно и по лесу с ней ехать.

Пока собирались мы в путь, пока я думал, к кому сначала отправиться, к кому — позже, уже покрылись деревья золотой листвой, настала осень теплая, сухая и ясная. Хотелось мне Ядвиге все красоты леса Нави показать, и хоть можно было раньше в путь отправляться, дожидался я самых красивых и теплых дней.

Ядвига же извелась, путешествия дожидаясь. Привычны ей были и сборы в дорогу, и суета, и езда верхом — что удивило меня немало. Да только волновалась она, украдкой плакала — с Милавой, воспитанницей своей, встретиться страсть как хотела. Не смог я ей отказать, когда робко, глаза в пол опустив, попросила она меня сначала во владения Яги заглянуть. Туда мы и направились.

Глава 20

Сердце от радости подпрыгивало, когда день назначенный настал. Конь подо мной легко шел, над головой солнце ласкало золотые листья на деревьях. Красовался лес, румянился кронами яркими, шептал ветерком бодрящим, осенним, и от такой красоты дух перехватывало. Но больше радовалась я тому. что скоро с Милавушкой снова повстречаюсь. Как же она там, одна-одинешенька, с учебой своей справляется?

— Нравится тебе, Ядвига, лес Нави? — спросил Кощей. Конь его рядом со мной по широкой дороге шагал, но до того, от ворот замка отдаляясь, мы лишь молчали: я красотою любовалась, он же думу думал невеселую.

— Нравится, — кивнула и кудри свои непослушные, что из косы уже выбились, назад запрокинула. — Хоть каждый день бы по тропам этого леса гуляла, да с подданными твоими, царь, беседы вела: уж до того они все интересные, у каждого и работа особая.

Тут я принялась у Кощея про жителей Нави расспрашивать, он отвечал терпеливо, хоть и видела я, что смешат его порой мои вопросы, будто я не старуха древняя, а девчонка малая. Хотя, я ведь и не знаю, сколько лет он на свете прожил. Может, ему мои пол века — что мне пол дня?

Грустно мне вдруг стало от мыслей таких: подумалось, что за столько лет жизни Кощей уж и радоваться, и горевать, и любить по-настоящему, наверное разучился. Все-то за долгие годы он мог узнать и повидать, всего ему в замке довольно, ни яствами его не удивить, ни богатствами, ни тайнами дальних стран. Даже Милавушкина красота его не тронула. Видать, сердце за множество столетий совсем очерствело.

Заметил мою печаль Кощей и замолчал. Я же встрепенулась и улыбнулась. Нечего тоску нагонять. Разве царь Нави что-то мне дурное сделал? Нет ведь, и слова грубого не сказал с самой первой встречи, всегда вежлив был, или хотя бы не груб.

Так, то за разговором, то за мыслями своими, добрались мы до просторной поляны. Стояла тут избушка, в точности такая, о каких в старинных сказках сказывают: сруб деревянный, крыша соломенная, да две ноги куриные — толстые, смешные. Увидела я избушку, да расхохоталась. Да только как вышла на порог Яга в кафтане своем иноземном, сурово на меня взглянула, тростью стукнула, так и не до смеха мне стало.

— Здравствуй, царь Кощей, — в пояс она Бессмертному поклонилась, потом на меня еще раз взглянула. — И тебе не хворать, Ядвига Еремеевна. С чем пожаловали?

Кощей спешился, и я на землю спустилась. Ноги после долгой дороги размяла, потянулась, вдохнула запах дивный — влажной хвои и доброй земли, да хорошо так стало, будто домой вернулась, в родную полянскую деревеньку.

— Как и обещал, приехал я, чтобы спор твой со змеем разрешить, — ответил Кощей. — Ядвига поможет мне.

— Да чем эта дуреха тебе помочь сможет? Ее саму еще уму-разуму учить и учить, — Яга фыркнула надменно, да все ж видела я любопытство в ее глазах ореховых. — Девку свою, Милаву Ильиничну, так разбаловала, что так и за работу не сразу принялась.

— Как так не сразу? — удивилась я и оглянулась, невольно девоньку свою разыскивая. — Всегда ведь покладистая девица была.

— Покладистая, — засмеялась Яга хрипло. — До тех пор, пока все выходит по ее воле. Милава, поди сюда!

Ноги избушки смешной подогнулись, крыльцо к земле приближая. Выбежала из нее Милавушка в черном платье, да с косой под красный платок собранной, ко мне бросилась. Я ее обняла, да слышу — всхлипывает она громко и жалобно.

— Забери меня отсюда, нянюшка! — запричитала, и голос ее дрожал, как осенний лист на ветру. — Руки я все в кровь об веретено истерла, трое башмаков по лесам износила, глаза до слез утомила. Искала я в чаще невиданные цветы для узоров, выбеливала нити тонкие, до ночи выводила на них узоры яркие, да все одно — некрасиво выходит, да ни капли волшебства в моей работе нет!

Сказала и снова слезами залилась. Тут уж от моего страха и следа не осталось: грозно посмотрела я сначала на Ягу, потом на Кощея.

— Что ж это вы с моей девонькой сделали?! — заговорила громко, да не крикливо. — За что же ей такое наказание? Коли обязательно надобно мучиться, чтобы волшебные эти ковры ткать, так и не их в омут, ковры эти! Разве же стоит это искусство стольких слез?!

Яга не смутилась вовсе от слов моих неласковых. Рассмеялась, рукой махнула и на Кощея посмотрела: ты, мол, девиц пощадил, вот и решай, что с ними делать. Взглянул Кощей на нас грозно, да так, что Милавушка в руках моих замерла.

— Вернись в дом Яги, Милава, и учебу продолжай, — тихо он приказ отдал, да по коже моей холод пробежал от силы, в словах простых заключенной.

Милава отпрянула от меня, как от печи жаркой, и в избушку бросилась, лицо рукавом закрывая. Я за ней бежать хотела, но Кощей руку мою сжал. Сильно, и хоть боли я не чувствовала, но и вырываться не могла.

— Не спеши, Ядвига. Пусть Яга тебе покажет, как она Милаву учит, — голос Кощея мягче прозвучал, как будто легче. Да и приказ его мне понравился: и правда, отчего бы и не поглядеть? Коли увижу, что и впрямь так страшна Милавушкина работа, то и придумаю, как ее отсюда вызволить.