Дикая Омега - Ленор Роузвуд

остаёмся одни. Откидывается в кресле, кожа скрипит. — Центр — необходимая институция. Он поддерживает порядок, обеспечивает, чтобы омеги знали своё место.

Я коротко, жёстко смеюсь. Смех без капли юмора.

— Их место? Это — побои и голод? Шрамы и ломанные кости? — Достаю из кармана фотографии, сделанные Чумой — снимки избитого тела Айви, доказательства месяцев насилия. Раскидываю их по столу, словно карты. — Это ты называешь порядком?

Он бросает взгляд на фотографии. Лицо ровное, но в глазах — едва заметная вспышка. Отвращение.

Тень той человечности, что была в человеке, который меня вырастил. Тень, которую я давно подозревал похороненной вместе с матерью.

Но исчезает так же быстро, как появилась.

Он отбрасывает фото, как ненужный мусор.

— Тэйн, ты не понимаешь, как устроено общество. Для общего блага приходится жертвовать.

— Жертвовать? — Я сжимаю кулак так, что костяшки хрустят. — Она — человек. Не пешка в твоих ебаных играх. Как ты можешь это оправдывать? Как ты можешь сидеть здесь и говорить, что это — правильно?

— Правильно и неправильно — роскошь, которую мы не можем себе позволить, — спокойный тон доводит до бешенства. — Омеги — важная часть системы, но если оставить их без контроля, начнётся хаос. Их нужно держать в узде — любыми средствами.

Я смотрю на него. И холодная догадка опускается в живот ледяным грузом.

— Ты знал, — произношу я. Голос — будто чужой. — Всё это время… ты знал, что там творится.

Он смотрит прямо, не моргая.

— Я не знал о ней конкретно. Но да, мне было известно, что администрация может быть… строгой с проблемными случаями. Это моя работа — знать.

Отвращение поднимается в горле, горькое, как желчь.

— Твоя работа? А долг быть человеком? Альфой? Что насчёт элементарного достоинства?

— Достоинство — привилегия слабых, — резко бросает он, и наконец-то его маска трескается. — Мы альфы. Мы несём бремя лидерства, делаем трудные выборы. Если ради стабильности общества несколько омег должны пострадать — так тому и быть.

Я отступаю на шаг, смеясь глухо и пусто.

— Ты — трус.

— Я — реалист, — парирует он, поднимаясь. Его фигура нависает через стол, внушительная, военная.

— Ты думаешь, я оставлю это так? — требую я. — Это ты навязал нам ебаную омегу, а теперь хочешь, чтобы я что, вёл себя как какая-то бета-сука, которой вообще похуй?

— Я ожидаю, что ты будешь вести себя как лидер, — ровно отвечает он, поправляя китель. Будто ярость — его худший грех, а не та трусливая покорность Совету, которая давно превратила его в их цепного пса.

Хотя… кем тогда становлюсь я?

— Если тебе небезразлично её состояние, — продолжает он, — значит, Совет был прав. Она выполняет свою роль. И, между прочим, она больше не в руках Центра. Будь благодарен.

Любой другой пропустил бы скрытую угрозу.

Но не я.

Я знаю генерала Харгроув куда лучше, чем он сам хотел бы.

— Да пошёл ты, — тихо бросаю я, отталкиваясь от стола.

Он даже не моргает. Ни злости. Ни человеческого сожаления.

— Однажды, когда займёшь моё место, ты поймёшь. Поймёшь необходимость нашей работы.

— Нет. — Голос у меня тихий, но ледяной. — Я никогда не стану таким, как ты. Никогда не оправдаю это… это извращение. Если это и есть ваше лидерство, то ты и Совет можете гореть в аду.

Я разворачиваюсь, направляясь к двери. Сердце колотится в ушах, как рёв поезда.

— Тэйн, — окликает он. Голос — острый, властный. — Не будь дураком. Ты не сможешь изменить систему. Ты лишь уничтожишь себя.

Я замираю на секунду. Рука находится на ручке двери.

Поворачиваюсь на пол-оборота.

— Может быть. Но я хотя бы смогу жить с собой. А ты?

Ты можешь?

Не дожидаясь ответа, я распахиваю дверь и выхожу, оставляя позади человека, которым когда-то восхищался. Оставляя отца, которого, как оказалось, я никогда не знал.

Глава 14

ВАЛЕК

Лезвие поблёскивает в тусклом свете, когда я снова и снова перекатываю нож в пальцах. Это движение для меня такое же естественное, как дыхание. Я сижу здесь уже несколько часов, смотрю, как омега спит. Смотрю, как её грудь поднимается и опускается, как пульс медленно бьётся в тонкой шейке. Такая хрупкая. Такая уязвимая.

Убить её было бы так легко. Одним точным движением — и простыни залило бы кровью.

Но я не делаю этого.

Не могу.

Я убивал столько раз, что давно сбился со счёта. Всегда чувствовал азарт охоты, вспышку силы, когда жизнь уходила из их глаз. И это всегда были мужчины, похожие на моего отца — те же жестокие глаза, те же усмешки.

Я выслеживал их днями, изучал привычки, слабости. А потом, когда момент был идеальным, — наносил удар. Быстро. Точно. Без пощады.

Но это… это другое.

Я никогда не был так поглощён кем-то, кого не хочу убить. Это как зуд под кожей, дрожь в жилах. Не могу перестать о ней думать. Не могу перестать смотреть.

Другие тоже чувствуют это, я знаю. Призрак и Виски — шлялись тут раньше, как псы, взламывая дверь клиники, лишь бы быть рядом с ней. И Чума, вечный хладнокровный ублюдок, уже даже не пытается нас отгонять.

Мы все под её проклятием — и никто из нас не понимает, что это за магия.

Мои старые одержимости были старыми жалкими огоньки у костра. Те мужчины были всего лишь заменами, временными мишенями для ярости, которую я на самом деле хотел обрушить на своего отца. Но я убивал его сотни раз в своей голове, в лицах тех, кого резал.

И всё равно голод оставался. Но этот голод… другой. Это не желание уничтожить, а желание обладать. Забрать себе. Поглотить.

Я никогда не хотел чего-то так сильно.

Мои пальцы сжимают нож, лезвие впивается в ладонь. Боль — знакомая, нужная, дающая ясность. Я концентрируюсь на жгучем уколе, на тёплой струйке крови — это удерживает меня в реальности.

Я заставляю себя отвести взгляд от неё, уставившись на холодные стерильные стены. Но даже так, я чувствую её присутствие. Как тяжесть на коже.

Давящую.

Сводящую с ума.

Я не привык терять контроль. Это я приношу хаос. Я — тот, кто наслаждается криками и кровью. Но сейчас я тот, кто трещит по швам.

И всё — из-за неё.

Она тихо вздыхает во сне, брови чуть хмурятся, уголки губ дрожат.

Снится что-то? Вспоминает всё то дерьмо, через которое прошла?

И вдруг во мне вспыхивает дикое желание — защитить.

Согреть.

Разогнать её страхи.

Меня потрясает сила