Летний сад - Полина Саймонс

если в этом доме не появится младенец, мы навсегда останемся на льду Ладоги с твоей мертвой сестрой и будем лежать под зимним деревом с твоим братом? Мы будем стоять у стены с моими матерью и отцом, с черными повязками на глазах, и я буду добывать уголь на Колыме. Младенец, – с болью прошептал он, – это уже Америка. Малыш в новом доме, в новой жизни. Малыш – это сила, которая зажигает звезды. Разве ты этого не понимаешь?

Его голова вздрагивала от отчаянной грусти, а Татьяна сжала ладони в удушающей молитве, застрявшей в ее горле.

Все, что у нее было, она отдала ему. Все – кроме того единственного, чего он отчаянно желал. Кроме того, в чем он отчаянно нуждался.

– Наш дом расходится в разные стороны, – сказал Александр.

Она качнула головой:

– Не говори так, пожалуйста. Боже, пожалуйста…

Отмахнувшись, Александр взял пивную банку и пепельницу.

– Нет смысла еще говорить об этом, – сказал он, проходя в дом мимо Татьяны. – Мы уже все сказали.

Их любовь этой ночью была короткой и невероятно молчаливой: ноги Татьяны лежали на спинке кресла в спальне, ее белый кринолин и алая пышная юбка распростерлись вокруг опущенной черной-черной головы Александра. И еще: Александр стоит, не прикасаясь к Татьяне, а она – на коленях на полу перед ним. И еще: Татьяна на четвереньках, все еще в красном платье-болеро, Александр позади нее. И наконец финал: он возвращается на террасу и сидит там, куря, а она одна в кресле, в своем алом платье-болеро. Короткие минуты, доли часа, четыре рифмованные строки. Никакого шепота, ни вскриков, ни слез, ни единого «ох, Шура…». Из ее горла вырывался лишь тяжелый хрип, словно она задыхалась.

На следующее утро Татьяна встала и умчалась на работу в красном «форде-тандерберд», который Александр купил ей, чтобы она любила его.

Святое Рождество

В тот день, в четверг, Татьяна и Брэдли сидели друг против друга за обедом. Татьяна поддерживала разговор о других сиделках, о пациентах, о сборе крови для Красного Креста, который они каждый год организовывали в Финиксе.

– А вы слышали о той женщине, которая отказалась от кесарева сечения, рожая близнецов? – спросила Татьяна.

– Это что, одна из ваших шуток? – усмехнулся Брэдли.

– Нет, это не шутка, – серьезно ответила Татьяна, которой и самой хотелось, чтобы это было не всерьез. – И один из младенцев родился мертвым.

Брэдли перестал улыбаться и кивнул:

– Да, знаю. Такое иногда случается с двойняшками. Но второй в порядке. Его уже усыновили.

– Да, – согласилась Татьяна. – Я сама была слишком маленькой из двойняшек, рожденных без кесарева. Но то было в советской деревне. А это происходит в вашем родильном отделении, Дэвид. Та женщина отказалась от кесарева, потому что сказала – доктор выглядел поддатым.

– Я не отвечаю за выбор, который делают в моей клинике женщины, отказавшиеся от кесарева.

– Мм… – протянула Татьяна. – Вы говорите о женщинах, а за доктора Калкина вы отвечаете?

Брэдли вытаращил глаза:

– К несчастью, да. Она сказала «поддатый»? Доктор Калкин, хирург-педиатр, пришел на работу пьяным?

Татьяна кивнула:

– Так что женщина, возможно, была права, выразив недоверие к его услугам, вам не кажется? Он мог по ошибке удалить ей легкие.

Они оба улыбнулись.

Татьяна отвела взгляд.

– Кстати, – сказал Брэдли, – вы вчера изумительно выглядели.

– Спасибо. – Она не смотрела на него.

– Вы были самой прекрасной женщиной в зале.

– Весьма сомнительно, однако спасибо.

Внезапно Брэдли протянул руку и накрыл ее ладонь. Это была не та рука, на которой она носила обручальное кольцо. Татьяна тут же отдернула ее. Он снова потянулся к ней, открыл было рот, но Татьяна покачала головой.

– Дэвид, – сказала она очень тихо, – не говорите ничего.

– Таня…

– Нет. Прошу вас.

– Таня…

– Пожалуйста. – Она опустила взгляд.

Он наклонился к ней через узкий стол.

– Дэвид! – остановила она его слишком громко и тут же умоляюще понизила голос. – Пожалуйста…

– Таня, я должен вам сказать…

– Если вы скажете мне еще слово, хоть одно слово, я больше не смогу с вами обедать. Я не смогу больше с вами разговаривать или работать с вами. Вам это понятно?

Он замер, молча глядя на нее.

– Если вы нарушите молчаливый барьер между нами, вы уже не будете таким же, как все те, с кем вместе я могу обедать. Мы были хорошими друзьями, это не секрет. – Она моргнула. – Но если вы откроете рот, уже невозможно будет кого-либо одурачить. Потому что тогда я не смогу вернуться домой и сказать, глядя мужу в глаза, что мы просто коллеги.

– А вы именно это ему говорите, когда он спрашивает?

– Конечно.

– А он… спрашивает?

Татьяна снова моргнула, сглотнула набухший в горле ком.

– Да. Но даже тогда он мне не верит. Я не делаю ничего плохого, сидя за обедом с вами дважды в неделю, пока мы болтаем о разной ерунде. Но было бы неправильно, если бы я продолжала обедать с вами, услышав то, чего вы не могли бы сказать жене другого мужчины. – Татьяна видела, что Брэдли внутренне буквально разрывается. – Чего вы не могли бы сказать, – напряженно повторила она, – жене другого человека.

– Таня, если бы только вы знали…

– Теперь я знаю.

– Вы понятия не имеете…

– Теперь имею.

– Нет, Таня, – возразил Брэдли, грустно качая головой. – Вы действительно не понимаете.

– Мы были друзьями, – тихо произнесла она. – И мы по-прежнему друзья.

– Знали ли вы о моих чувствах?

– Я замужем, Дэвид. Венчалась в церкви, клялась перед Господом, отдала свою жизнь другому человеку.

Она поморщилась при этих словах. Ее Александр уже стал другим человеком? Татьяна опустила голову. Ей стало стыдно. Она сидела с Брэдли, потому что он был спокойным и не винил ее за бездонную грусть, с которой она не могла справиться, потому что он смешил ее; она сидела с ним, потому что он давал ей капельку счастья. Разве не это делают друзья? Так поступала Викки…

Но Татьяна действительно отлично понимала, что он чувствует.

– Таня, но если бы… – Брэдли сделал паузу. – Если бы вы не были замужем?

– Но я замужем.

– Но что, если… если бы он не вернулся с войны? Если бы вы и теперь были одна, как прежде, в Нью-Йорке? Когда были только вы и Энт?

– Уточните вопрос.

– Как насчет вас и меня, Таня? – Его голубые глаза были такими выразительными. – Если бы вы не были замужем?

– Но я замужем, – прошептала она.

– О боже… Неужели у нас нет шанса? Ни единого?

Потянувшись к нему, Татьяна коснулась его лица:

– Нет, Дэвид. Не в этой жизни.

Брэдли