Варрэн-Лин: Узы Стаи - Юна Ариманта

— Динка, что ты делаешь? — зашипел Тирсвад, пытаясь оттеснить ее себе под брюхо. — Давай уйдем отсюда. Есть другой способ отыскать Вожака.

— Я Варрэн-Лин, — громко сообщила Динка, выбираясь из-под Тирсвада, несмотря на его сопротивление, и делая шаг к напряженным мужчинам. — Я выбрала Тирсвада своим мужчиной. И сейчас я желаю говорить с его матерью. Вы не смеете мне помешать! — она умышленно говорила так, чтобы ее могли слышать все вокруг. Вдруг у матери сердце ёкнет, и хотя бы она вспомнит о своем сыне, которого у нее отняли?

— Ты можешь убить нас, — зарычал правый. — Но мы не подпустим тебя к нашей Варрэн-Лин и нашей дочери! Убирайся прочь!

Динка почуяла запах Дайма, сунувшегося в пещеру на шум. Но он был за спиной у Тирсвада и ничем не мог помочь. Двое самцов, не пускавшие их в широкую часть пещеры, располагались очень удобно относительно пришельцев. При драке Тирсвад окажется зажат в узком пространстве, а у этих двоих было численное преимущество и свобода передвижения.

Но тут что-то переменилось. Самцы не прекратили скалиться, но шерсть на их загривках заметно опала, и уши прижались к головам. Между ними проскользнула невысокая и гибкая, как тростинка, Варрэн-Лин с белоснежной, будто бы светящейся в темноте шерстью.

— Кори, они могут быть опасны! — тихо и нежно заурчал грозный самец, прижимая уши. И двое охранников предприняли попытку вновь отгородить свою Варрэн-Лин от незваных гостей, но она, ласково мурлыкнув, раздвинула носом их широкие плечи и вышла прямо к стоящей между ними и Тирсвадом Динке. Лири заскулила где-то в глубине пещеры, но выйти вслед за матерью не решилась.

— Все в порядке, Зин, я поговорю с ними и узнаю, что им нужно, — ответила Варрэн-Лин своему мужчине, и ее нежный голос зажурчал в сознании Динки, как звонкий лесной ручеек в жаркий полдень.

— Здравствуй, юная Варрэн-Лин, — проговорила она. И Динка едва подавила желание оглядеться, чтобы увидеть, к кому она обращается так почтительно. Но оглядывать не было смысла, они стояли друг напротив друга только вдвоем. Динка и прекрасная белоснежная Варрэн-Лин с нежным голосом. — Меня зовут Кориелис, но ты можешь называть меня просто Кори. А как зовут тебя?

— Здравствуйте. Я Динка, — с трудом справившись с волнением, выдавила Динка. Но дальше она не знала, что сказать. Все слова вылетели из головы, оставив звенящую пустоту.

— Ты сказала «Тирсвад». Откуда ты знаешь, что у меня был сын по имени Тирсвад? — мягко продолжала Варрэн-Лин, заглядывая Динке в глаза.

— Н-не был, он… — Динка с трудом проглотила колючий ком, вставший в горле. — Он здесь. Он пришел, чтобы увидеть тебя.

И она поспешно посторонилась, давая возможность матери увидеть своего сына и узнать его. Пусть никто из соплеменников не узнавал его, пусть отцы не хотели пускать его домой, но Динка верила в то, что материнское сердце почувствует свое дитя. Иначе и быть не могло!

Ребенок в животе сильно ткнул лапкой под ребра, и Динка, тихо охнув, задержала дыхание, пережидая приступ боли.

Белая Варрэн-Лин подняла глаза на стоящего перед ней варрэна, огромного мохнатого самца с мощными загнутыми рогами и светящимися багровым огнем глазами, которому она доставала головой лишь до подбородка. Странно было думать о том, что именно эта хрупкая, как фарфоровая статуэтка, женщина произвела на свет такого богатыря. Тирсвад застыл перед ней, как изваяние, боясь не только шелохнуться, но и вздохнуть. Лишь глаза пылали алым огнем.

— Сынок? — робко проговорила Варрэн-Лин, то втягивая носом его запах, то вглядываясь в его освещенный наружным светом силуэт. — Сынок, сыночек мой! Маленький мой!

— Мама… — хрипло прошептал Тирсвад. Он, прижав уши и зажмурив глаза, мягко опустился на пол и пополз к ней на животе. — Мама, я вернулся домой.

— Тирсвад, мальчик мой, это ты? Ты здоров? Ничего не болит? — Варрэн-Лин села на задние лапы, и передними обхватила его голову, с волнением вглядываясь в его морду между своими лапами.

— Да, мам. Конечно, — невпопад отвечал Тирсвад, прижав уши и подставляя свою голову и шею осторожным ласкам матери.

Она зашептала ему что-то ласковое, успокаивающее. А он упал на бок, поджав к животу лапы, громко заурчал, содрогаясь всем телом, и принялся тереться мордой, лбом, шеей об лапы и живот матери.

Динка покачнулась и прислонилась плечом к каменной стене пещеры. Все волнения последнего решега разом обрушились на нее неподъемным грузом. Болезнь Тирсвада, страхи Хоегарда, ожившие в воспоминаниях родители, постоянное чувство опасности, гибель ни в чем не повинных белых Варрэн-Лин.

И сейчас, глядя на то, как мама обнимает Тирсвада, она ощутила, что тоже отчаянно нуждается в том, чтобы прижаться к теплому материнскому боку, ощутить прикосновение материнской руки к своей макушке и почувствовать — мама рядом, и теперь все будет хорошо.

Два варрэна, Руграст и Зинэйл, тихо подошли и, обнюхав лежащего в беззащитной позе новорожденного младенца Тирсвада, улеглись по обе стороны от вылизывающей его матери.

А Динкиной мамы не было рядом уже много-много лет. Мама выносила ее в животе, выкормила ее грудью, она ловко управлялась с ее силой. Мама была гораздо сильнее, чем казалась. Она не могла так нелепо погибнуть от Динкиного огня. Она просто сделала свой выбор…

На глаза Динки навернулись слезы и крупными каплями потекли по щекам. Отец сделал свой выбор, отказавшись брать у нее силу. И мать сделала свой выбор, не вынеся жизни без него и позволив огню поглотить ее. И лишь Динка всегда выбирала жить, сколько бы боли эта жизнь не несла.

— Доченька, — вдруг встрепенулась Кориелис, отвлекаясь от вылизывания Тирсвада и поднимая голову. Динка зажмурилась и попятилась, чтобы не видеть, как Лири подбежит к матери, и она будет ласкать обоих своих детей. Она сделала для этой семьи все, что могла, а теперь ей нужно было уходить, чтобы не мешать близким людям обретшим друг друга после стольких страданий. Где-то там снаружи Дайм, надо найти его и… Но, открыв глаза, Динка обнаружила, что Кори стоит прямо перед ней и ласково заглядывает ей в глаза.

— Доченька, милая моя, — промурлыкала Кори и робко протянула к Динке лапу. — Не надо плакать. Все будет хорошо. Все будет хорошо, моя славная