Ловушка для сердцееда - Натали Карамель

Его личный «аналитический отдел». Его «система контроля». Пьер, верный камердинер, выполнял роль администратора и наблюдателя.

«Отчёты?» — спросил Леонард, сбрасывая дорожный плащ.

«От Ларошеля, ваша светлость,» — чётко доложил Жак, подавая аккуратно сложенные листы. «Продажа шерсти среднего сорта — на 15 % выше прошлогодней цены. Учёт ведётся по-новому.»

«Архивные выписки по мельнице у Фурво, светлейший,» — добавила тихо, но внятно Мари, указывая на стопку аккуратно переписанных документов.

Леонард кивнул, чувствуя удовлетворение. Он ставил задачи:

«Мари, найди все документы, письма, упоминания о споре с бароном де Люси за последние… двадцать лет. Особенно ищи любые межевые отметки, свидетельства стариков, даже слухи, записанные писарями.»

«Жак, возьми данные Бернара по посевам клевера. Подсчитай: сколько корма он даст на зиму? На сколько увеличится урожай ржи на этом поле через два года? Сколько сэкономим на покупке кормов? Цифры мне к вечеру.»

Молодые люди, глаза которых горели от важности поручения и возможности проявить себя, склонились над бумагами.

Победа: создание ядра личной, компетентной и абсолютно лояльной «системы контроля» и анализа. Информация переставала быть монополией Армана или старост.

Статус Хозяина: признание Системы

Среди крестьян: словосочетание «наш граф» звучало всё чаще — на сходах, в тавернах, в поле. Это было не раболепие, а признание. Леонарду начали привозить гостинцы: лукошко румяных яблок от вдовы Лебран, горшок душистого липового мёда от пасечника из Ларошели, связку жирной речной рыбы. Не из страха наказания — из уважения и благодарности.

Среди дворян: на столе в кабинете лежало изысканное приглашение, пришедшее накануне. Приглашение на охоту от соседнего маркиза де Саваньяка, известного своим чванством и снобизмом. Приглашение было адресовано не «эксцентричному кузену Армана», а «достопочтенному графу де Виллару, образцовому хозяину своих земель». Арман, увидев печать маркиза, сиял как ребенок — это было признание их общего успеха, легитимация нового статуса Леонарда в мире, где значат имя и репутация.

Внутри: Лео Виллард, айтишник-циник, окончательно уходил в тень. Граф Леонард Виллар чувствовал тяжесть ответственности и странную, новую для него гордость. Он ловил себя на мыслях не о парижских развлечениях, а о будущем урожае клевера, о необходимости ремонта дороги к отдалённой деревне Фурво, о том, что Жаку и Мари нужно дать больше знаний — может, найти учителя? Это была его земля. Его люди. Его дело. Его жизненный код.

Вечер. Кабинет. Огромная, детализированная карта графства Виллар висела на стене, освещённая светом нескольких свечей. На ней уже были новые пометки: границы спорного леса с де Люси, участки с клевером, планируемый ремонт дороги. Леонард стоял перед ней, не опираясь ни на трость, ни на спинку кресла. Он подошёл вплотную. Его палец медленно скользил по линиям дорог, точкам деревень, изгибам реки, контурам полей и лесов. Это была его земля. Его сложнейшая, динамичная, живая система. Гораздо сложнее любого облачного хранилища или кластера серверов, ибо управляла она не битами данных, а людьми с их страстями и нуждами, капризами погоды, урожаями, конфликтами и надеждами. И он, бывший CTO «КиберНексуса», нашёл в этом хаотичном, дышащем мире невероятную гармонию и глубокое удовлетворение.

«Героизм терпения и тысяч мелких решений,» — вспомнил он свои давние мысли, впервые ощутив их всей кожей. Он чувствовал себя героем этого тихого, упорного, ежедневного труда. Героем, который не спасал жизни одним эффектным рывком, а кропотливо создавал условия, чтобы эти жизни были достойными, сытыми, защищенными.

Он провел ладонью по контурам графства Виллар на карте — властно, но и с нежностью.

"Система запущена," — произнес он вслух, глядя на новые пометки, на список задач на столе, мысленно видя поля с клевером и сосредоточенные лица Жака и Мари. «Глюки есть. Баги будут. Но базовая функциональность… стабильна.» На его лице появилась улыбка. Не сардоническая усмешка циника, а спокойная, уверенная улыбка созидателя, нашедшего, наконец, свое истинное место и предназначение. Он взял перо и на чистом листе вывел крупными буквами:

«ЧТО ДАЛЬШЕ?»

И ниже, пунктами:

ДОРОГИ (Фурво? Связь с маркизом?)

ШКОЛА? (Жак. Мари. Другие? Где? Кто учитель?)

ДЕ ЛЮСИ. Весеннее межевание — ПОДГОТОВКА. Аргументы. Свидетели?

РАСШИРЕНИЕ «КОМАНДЫ»?

Перо замерло над бумагой. Планы созревали. Система требовала развития. И он был готов её совершенствовать.

Глава 15: Добрые Намерения, Каменные Дороги и Маркиз

Осеннее солнце, уже не такое жаркое, но все еще щедрое, заливало светом галерею замка Виллар. Леонард стоял у парапета, наблюдая, как слуги готовят карету для поездки в деревню Фурво. В груди — лишь легкое тянущее ощущение, напоминание о прошлом, а не помеха. Он чувствовал себя сильным, хозяином положения. И именно это чувство заставило его заметить Жизель.

Она несла свежее белье в его покои, двигаясь легко, почти танцующей походкой. Увидев его, она замедлила шаг, щеки вспыхнули румянцем, а в глазах вспыхнул тот самый огонек — смесь обожания и робкой надежды. Леонард вздохнул про себя.

«Пора».

Откладывать дальше было нечестно по отношению к ней. Он подал знак Пьеру подождать с каретой и мягко окликнул:

«Жизель, можешь на минутку?»

Девушка замерла, как лань, почуявшая охотника. Она подошла, держа стопку белья как щит перед собой.

«Ваша светлость?» — ее голос был чуть выше обычного.

Леонард выбрал место у колонны, в относительном уединении, но на виду. Никакого кабинета, никакого намека на интимность.

«Жизель,» — начал он, глядя ей прямо в глаза, стараясь, чтобы его голос звучал не холодно, а по-доброму, но твердо. «Ты — прекрасная, трудолюбивая девушка. И твоя преданность службе… и замку… не остаются незамеченными.»

Она замерла, затаив дыхание, ожидая продолжения, в котором, как ей казалось, будет признание или хотя бы намек.

«Именно поэтому,» — Леонард сделал паузу, подбирая слова, — «я не могу позволить себе… злоупотребить своим положением. Ты находишься под моей защитой, как и все в этом доме. Моя обязанность — обеспечить тебе безопасность и уважение, а не… создавать ситуации, где твои чувства или преданность могут быть истолкованы превратно или поставят тебя в неловкое положение.»

Он видел, как румянец с ее щек сбежал, оставив мертвенную бледность. Глаза, только что сиявшие, наполнились растерянностью, а затем — глубокой, безмолвной болью. Она поняла. Поняла совершенно ясно. Надежда рухнула.

«Я… я не…» — она попыталась что-то сказать, но голос сорвался. Она резко опустила голову, низко прижав к груди белье, и пробормотала: «Простите, ваша светлость. Мне пора.» Не дожидаясь ответа, она почти побежала прочь, свернув