Половина пути - Юля Тихая

Глава 19

Милостивая память умеет выдирать из себя самые отвратительные моменты, но в этот раз Ольше не повезло: к собственному мучительному стыду, она прекрасно запомнила, чем закончился тот день.

Сперва она некрасиво рыдала, едва ли не сморкаясь в рубашку своего нанимателя. Потом путано оправдывалась, что это всё вообще ничего не значит, и она вовсе не какая-то там шалава, которая только и знает, что виснуть на мужиках, и если Брент только попробует залезть под юбку, то… то…

На этом месте она опять разревелась, к счастью, уже самостоятельно, скрючившись в углу и размазывая слёзы по лицу. Захлёбываясь и всхлипывая, запихнула в себя щи, приняла гордый вид и вспомнила, что, может, и не шалава, но взрослая раскрепощённая огневичка, а не девица из приличной семьи, предложила Бренту отправиться в койку немедленно и даже начала снимать штаны.

К счастью, по крайней мере его лицо в ответ на эту потрясающую идею Ольша не запомнила. Перед глазами тогда всё мутилось, и Брент был для неё большим тёмным пятном.

После этого Ольша много смеялась и пересказала с десяток самых мерзких анекдотов Лека, в том числе про труп на необитаемом острове, десять этажей борделя и подзалупную кашицу. Ещё спела несколько матерных частушек, скрутила из пальцев четверную фигу и пообещала Бренту показать такое (сама не смогла бы объяснить, что именно). Где-то на этом она и выдохлась. Растянулась на столе, лениво ковыряя ногтями щербатый скол на краю, и вознамерилась то ли уснуть, то ли меланхолично рассуждать о судьбах вселенной.

Злобный Брент плана не оценил, заставил встать и уволок наверх, — Ольша висла на нём куколкой и рассказывала о том, сколько вокруг стихии и как она потрясающе прекрасна. На лестнице её укачало, в уборной — вывернуло, а в окна комнаты било яркое предзакатное солнце, и от этого что-то взрывалось в голове. В одеяла она завернулась вся целиком, как в кокон, да так и уснула. И снилось ей, как и мечталось, совершенно ничего, только кровать раскачивалась, будто палуба корабля. А потом корабль захлестнуло волной и потащило вниз, в блаженную ласковую черноту, без звуков, без страхов, без образов, и не было на свете места лучше, чем это пустое безвременье.

❖❖❖

А проснулась Ольша, конечно, от головной боли, иголочек в скрюченном теле и отвратительного вкуса во рту.

— О стихия, — пробормотала она и зажмурилась.

Увы, это не помогло. События вечера уже кружились в сознании картинками-вспышками, одна другой стыднее, и от этого хотелось то ли провалиться под землю, то ли немедленно совершить ритуальное самосожжение.

Ольша тихонько выпуталась из одеяла, выглянула наружу. В комнате было совсем темно, хотя ставни не были закрыты: видимо, наступила ночь такая глубокая, что даже фонари на площади погасили. Брент спал на соседней кровати, как обычно, на спине и заложив обе руки за голову.

Вид у него был мирный и совсем не сердитый. Ну, это пока он спал. А вот утром… утром ему будет, что сказать и про недоделанную схему, и про пьянство, и про субординацию.

Ольша снова закрыла глаза, пережидая, пока мучительное онемение от осознания собственной тупости добежит до пяток и отпустит. Она держалась так долго, и испортила всё так глупо. И теперь, теперь…

А может быть, он будет не так и ругаться? Ну выпила, ну с кем не бывает! За всё время пути Ольша ни разу не видела, чтобы Брент всерьёз сердился, как будто бы вообще этого не умел. Зато отдал одеяло, и ненавязчиво угощал сладким, и вообще… Здоровенный и могучий — Ольша едва доставала ему до плеча, а в огромной ладони могла бы поместиться её голова — он был почему-то совсем не страшный. С ним было спокойно и тепло, и в гостинице она даже немного скучала по возможности уткнуться носом в твёрдое плечо…

От этого стало ещё стыднее, и Ольша поспешила запихнуть внутреннюю девочку куда-то очень, очень глубоко, где она тихо сдохнет в серости и несбыточности собственных идиотских фантазий. Быстро же забыла, каких синяков ей понаставили в прошлый раз! И даже Лек, хоть и звал замуж, всегда всё понимал правильно. А эта девичья романтика, кружавчики, поцелуйчики — это из другого мира, Ольша. Мира, которого больше нет, уж по крайней мере для тебя.

Она потёрла лицо, сама на себя разозлилась и выбралась из одеяла. Тихонько встала, вслушиваясь, чтобы не скрипнул матрац. Наощупь вытащила жестянку с зубным порошком и полотенце, прокралась к двери, прикрыла её за собой неслышно.

Гостиница спала, безразличная к пьяницам и терзаниям их очнувшейся совести. Даже в коридоре горела только одна лампа, у лестницы, а в умывальной кто-то оставил открытым окно, и комнату здорово выхолодило ночным воздухом.

Зато бодрит, решила Ольша и макнула голову в ледяную воду. А потом с силой отхлестала себя по щекам.

Нельзя терять этот контракт. И подводить Брента тоже нельзя, и думать о глупостях вместо работы. А вот о деле думать нужно. Вот им и займись, тупица, пока тебя не погнали дохнуть под ближайшим забором!

Всё тело ломило, а в голове ещё плавала муть, и, может быть, лечь спать было бы лучше и правильнее. Но это значило бы встретить новое утро без единого хорошего оправдания, только с одутловатым лицом и пятном стыда на нём. Поэтому Ольша, освежившись и стиснув зубы, тихонько забрала из комнаты схему и свои цветастые листы, да так и устроилась с ними в торце коридора.

Не получалось три дня? А теперь получится, пусть только попробует не получиться.

Глава 20

— Я разделила конструкцию, — сухо сказала Ольша, не поднимая глаз от кружки.

— И тебе доброе утро, — добродушно ответил Брент.

И вытянул ноги под столом, потягиваясь и расслабляясь. Ольша скосила на него взгляд: мужчина с довольным лицом наблюдал, как подавальщица тащит к столу поднос с его завтраком, а потом выставляет тарелки. Глазунья, какие-то тушёные овощи, две колбаски, нарезанная грудинка, миска с отварной фасолью, овсяная каша, хлеб, томатная намазка, румяный завиток с сахаром… саму Ольшу ещё слегка мутило, но её и раньше поражало, как в него всё это лезет.

Брент тем временем невозмутимо придвинул к девушке булочку и принялся мастерить на куске хлеба башню из мяса и овощей.

— Это нестандартное решение, — продолжила Ольша, чуть дрогнув. А потом выложила на стол схему: теперь Брент делил своё