Кража - Андреа Кейн

Он нахмурился, думая с досадой об этой поездке в Маркхем, — она нарушала его планы, и не только по части занимавшего его расследования, но также мешала новой встрече с Ноэль Бромли. И, тем не менее, он не мог отложить визит к родителям.

…В щель между крыльцом и парадной дверью был засунут конверт. Он поднял его и, войдя в холл, немедленно вскрыл. При виде подписи Ноэль сердце его дрогнуло, он почувствовал, что это недобрый знак, и предчувствие его не обмануло.

Пробегая глазами первый же абзац, Эшфорд еще больше нахмурился: в письме выражалось искреннее сожаление о том, что она вынуждена пересмотреть свое отношение к его возможному визиту и взять свое приглашение обратно.

Продолжая читать, он несколько успокоился и смягчился. До начала сезона не может быть и речи ни о каких визитах. Если, конечно, он, лорд Тремлетт, не найдет средства переубедить ее отца. Если это случится, она будет рада принять его. Более того, она будет с нетерпением ждать такой возможности.

Ему снова был брошен вызов. Она хочет видеть его. И одному Господу известно, как хотел видеть ее он. Но вот как это сделать? Как можно встретиться, не нарушив воли лорда Фаррингтона?

В мозгу Эшфорда, будто что-то взорвалось. Это было как удар молнии.

Маркхем! Беспроигрышный вариант.

Маркхем был огромным поместьем в Нортгемптоне. Земельные угодья исчислялись несколькими сотнями акров ухоженных лугов, лужаек и газонов, великолепных садов, под сенью которых располагались величавые стены и башенки загородного дома.

Но Эшфорда привлекали сюда не столько красота и ухоженность Маркхема, сколько его хозяин и хозяйка. Пирс и Дафни Торнтон были поистине уникальными людьми. В их жизни бывали и тяжелые времена, но им удалось преодолеть множество тягот и препятствий, чтобы обрести счастье и мир их сегодняшней жизни.

После тридцати четырех лет брака родители Эшфорда сохранили свои редкостные отношения, о которых другие люди могут лишь мечтать. Детям своим супруги подарили не только любовь и нежность, но и свои достоинства. Они научили их уважать других, разбираться в людях, ценить по заслугам их душевные качества. И главное — умению взвешивать последствия своих поступков…

Выпрыгнув из кареты, Эшфорд отдал распоряжения своему кучеру и поспешил к парадной двери дома.

— Мастер Эшфорд! Какой приятный сюрприз! — приветствовал его седовласый человек, склонившийся в почтительном поклоне перед молодым хозяином.

— Привет, Лэнгли! Ты выглядишь прекрасно.

— Стараюсь, сэр. — Дворецкий разгладил складки своего безупречно отглаженного сюртука и приосанился. — Прошу прощения за неожиданное вторжение, — продолжал Эшфорд, будто его непредсказуемые приезды и отъезды были редкостью, — но уж так сложились дела.

— И отлично. Ваши родители будут счастливы, видеть вас. — Лэнгли отступил, пропуская молодого хозяина. — Герцог и герцогиня завтракают.

Эшфорд быстро шел через холл, обуреваемый одним желанием — поскорее увидеть мать и отца. Оказавшись перед дверью в гостиную, он остановился, и некоторое время наблюдал за ними, за их мирной трапезой.

Пирс Торнтон, в свои шестьдесят с лишним лет, оставался красивым мужчиной — высокий, ладный, импозантный, и только серебристая седина на висках да тонкие линии морщинок вокруг рта выдавали его возраст.

Дафни Торнтон была красива классической красотой — стройная, изящная, с рыжеватыми волосами и правильными чертами лица. Глаза, мерцавшие подобно драгоценным камням, придавали ее лицу особое очарование. Мать пятерых детей, первые из которых были двойняшки — Эшфорд и Джульетта, Дафни сохраняла свежесть молодости и выглядела лет на двадцать моложе своих лет.

Прислонившись к двери, Эшфорд стоял и ждал, когда родители обратят на него внимание. Но не прошло и десяти секунд, как Дафни подняла голову.

— Эшфорд! — воскликнула она, и в голосе ее прозвучало куда больше радости, чем удивления. — А мы как раз говорили о тебе.

— Звучит зловеще, — хмыкнул он, попадая в материнские объятия, — Так, может быть, мне лучше удалиться?.. — Эшфорд взглянул на отца, и какое-то время они смотрели в глаза друг другу. Потом он повернулся к двери и притворил ее. — Значит, вы уже слышали?

— Узнали примерно полчаса назад, — ответил Пирс, источники информации которого были выше всяких похвал. — Это не похоже на работу Бариччи.

— Это и не был Бариччи, — ответил Эшфорд, и в глазах его заплясали смешинки. — Куда ему!

— К тому же он не так высокомерен, — сухо прокомментировала Дафни. — По правде, говоря, Эшфорд, с каждым днем ты кажешься мне все более похожим на отца.

Губы Пирса тронула едва заметная улыбка.

— Ты, кажется, не хотела сделать ему комплимент, а, Снежинка?

— Не хотела, — ответила Дафни. Склонив голову к плечу, она смотрела на мужа. — Не ты ли говорил мне, что высокомерие порождает чрезмерную самоуверенность? А она может испортить любое дело.

Пирс нежно погладил ее по щеке, стараясь разгладить появившиеся на ее чистом лбу морщинки беспокойства.

— Верно, говорил. Но то, что Бариччи и в подметки не годится этому вору, вовсе не говорит о его самонадеянности. Это просто факт.

— Сдаюсь. Вы оба абсолютно невозможны, — с досадой вздохнула Дафни. Пристально взглянув на сына, она Наконец спросила: — Ты не слишком рисковал?

— Риска никакого, — заверил ее Эшфорд. — И я вне подозрений. — Голос его понизился до шепота: — У меня есть деньги, которые я могу потратить на благотворительность, точнее, отдать тебе.

— Сколько? — почти безразлично спросил Пирс.

— Десять тысяч фунтов.

— Потрясающе! — Герцог тихонько присвистнул.

— И заметь, ее купил американец, — уточнил Эшфорд, — значит, опасность, что кто-нибудь увидит ее во время грядущего светского лондонского сезона, исключена. Да, это изрядно подпортило бы общую картину празднеств и приемов, — добавил он.

— Не знаю, как ты можешь выдерживать эти крикливые и безвкусные вечера, следующие один за другим, — ворчливо заметил Пирс.

— Они нужны мне для дела.

— И что же это за дело? — упрямо продолжал Пирс. — Расследование деятельности Бариччи или погоня за новой женщиной?

— В основном первое, но и второе тоже имеет место… — Эшфорд как бы нехотя налил себе кофе. — Кроме картины, я хотел бы поговорить с вами еще кое о чем, — произнес он наконец.

— Я уже догадалась, — откликнулась Дафни. — В противном случае не думаю, что ты пожертвовал бы своим драгоценным сном, чтобы примчаться сюда в такую рань — Так что, велеть кухарке подать тебе завтрак?

— Нет, я предпочел бы сначала поговорить.

— Речь пойдет о твоем благотворительном бале? — Между бровей Дафни появилась тонкая морщинка озабоченности при упоминании об их ежегодном празднике — он обычно продолжался три дня и включал карточные игры, скачки и грандиозный бал. Преследовал он одну цель — собрать деньги для бедных детей и сирот.