Я. Тебя. Сломаю - Ольга Дашкова

Волосы у него были длиннее, чем у Амира, падали на лоб небрежными прядями, а наглая ухмылка, растянувшая губы, была почти оскорбительной. Он разглядывал меня с ног до головы, не скрывая интереса.

Глаза скользили по телу, задерживаясь на обнаженных участках. Амир кашлянул, и Керем, не теряя ухмылки, откинулся на спинку стула, но его взгляд остался прикованным ко мне.

Рядом с Керемом сидел третий брат, ему двадцать пять. Его звали Юсуф. Он был худощавым, с мягкими чертами лица, почти мальчишескими. Темные волосы спадали на глаза, которые он упорно держал опущенными, избегая смотреть в мою сторону.

Юсуф казался чужим в этой комнате, погруженным в свои мысли, словно хотел раствориться в тени старших братьев. Его пальцы нервно теребили край скатерти, и я заметила, как он украдкой бросил взгляд на мать, будто ища ее одобрения.

Подняла подбородок выше, чувствуя, как взгляды собравшихся – любопытные, оценивающие, враждебные – впиваются в меня. Улыбнулась, медленно, почти вызывающе, прошла к столу.

Слуга, стоявший у моего места, отодвинул стул по левую руку от Амира. Села, расправив платье, услышав, как Амир скрипнул зубами. Его раздражение было почти осязаемым, а я почувствовала свое торжества. Моя маленькая победа.

Изводить его станет моим любимым занятием.

– Элиф, – голос Амира был низким, с едва заметной хрипотцой, но в нем чувствовалась сталь. – Ты выглядишь… ярко. Слишком ярко.

Повернулась к нему, не опуская глаз. Лицо мужчины было непроницаемым, но в уголке рта затаилась тень улыбки – не доброй, а той, что обещала игру, в которой он уверен в своей победе.

– Благодарю. Решила, что твое приглашение заслуживает чего-то особенного. Не хотела разочаровать. Я и так пропустила нас первый ужин, была занята.

Керем хмыкнул, его улыбка стала шире. Он откинулся на стуле, скрестив руки на груди, и сказал, глядя мне прямо в глаза:

– Смелый выбор, Элиф. Это платье… оно как флаг на поле боя. Ты не боишься, что кто-то примет его за вызов?

Тон был игривым, но в нем сквозила угроза. Он наслаждался, провоцируя, и я знала, что он ждет, когда я сорвусь. Но я не собиралась давать ему эту радость.

– Бояться? Если бы я боялась, Керем, я бы надела что-то поскромнее. Но, похоже, в этом доме любят смелость. Разве не так?

Керем рассмеялся, его смех был громким, почти грубым, эхом разнесся по гостиной. Хадидже-ханым кашлянула, взгляд женщины стал еще холоднее, но она не сказала ни слова.

Амир стиснул челюсти, его пальцы сжали нож, лежавший рядом с тарелкой, но он промолчал. Юсуф, сидевший рядом с Керемом, еще ниже опустил голову, будто хотел исчезнуть.

– Острый язык, – Керем наклонился ближе, его глаза блестели. – Это опасно, знаешь ли. Особенно здесь. Но мне нравится. Ты не такая, как другие.

– А ты, похоже, любишь играть с огнем, – ответила, глядя ему в глаза. – Но будь осторожен, Керем. Огонь обжигает, если подойти слишком близко.

Он улыбнулся еще шире, но в его взгляде мелькнула искра уважения. Амир кашлянул снова, и на этот раз Керем откинулся назад, подняв руки, словно сдаваясь.

– Ладно, ладно, – сказал он, но тон был далеко не покорным. – Просто проверял, насколько ты крепкая. Амир, похоже, выбрал не самую покладистую.

– Хватит, Керем, – голос Амира был как удар хлыста, резкий и холодный. – Следи за языком.

Керем пожал плечами, но замолчал, хотя его глаза продолжали изучать меня. Напряжение за столом было густым, как сироп, его можно было резать ножом. Хадидже-ханым наконец заговорила, ее голос был мелодичным, но в нем чувствовалась власть, как в звоне колоколов мечети.

– Элиф, – она произнесла мое имя так, будто пробовала его на вкус, и мне не понравилось, как оно прозвучало. – Ты вошла в этот дом, как гостья, но твое поведение… оно не соответствует ожиданиям. Семья Демиров чтит традиции. Твое платье, твой тон – это неуважение.

Посмотрела на нее, чувствуя, как гнев внутри меня закипает. Ее слова были как пощечина, но я не собиралась опускать голову.

– Хадидже-ханым, – я стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я здесь не по своей воле. Но если традиции этого дома требуют, чтобы я притворялась кем-то другим, то, боюсь, я разочарую вас. Я – это я. И платье я выбрала сама.

Глаза женщины сузились, губы сжались в тонкую линию. Она хотела ответить, но Амир поднял руку, и она замолчала. Его власть над столом, над этой семьей, была абсолютной, и это пугало меня больше, чем я хотела признать.

– Мама. Элиф – моя гостья. И моя невеста. Она будет такой, какой я хочу ее видеть это платье, было моим ей подарком.

Стиснула кулаки под столом, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Его слова были как цепи, которые он пытался на меня надеть, но я не собиралась подчиняться. Не ему. Не его матери. Не этому дому.

– Амир, ты можешь называть меня своей невестой, но это не делает меня твоей. Я здесь, потому что у меня нет выбора. Но не думай, что я стану твоей куклой.

Его глаза вспыхнули, но он не ответил. Вместо этого он взял бокал с водой, поднес к губам, не отводя от меня взгляда. В этом жесте было что-то хищное, как будто он наслаждался моим сопротивлением, как вином.

Хадидже-ханым кашлянула, ее кольца звякнули, когда она взяла ложку. Она не смотрела на меня, но я чувствовала гнев, как жар от углей. Керем хмыкнул, Юсуф, сидевший рядом, наконец, поднял глаза, но тут же опустил их, его пальцы продолжали теребить скатерть.

Ужин продолжался в тишине, нарушаемой лишь звоном приборов и тихими шагами слуг. Я ела, не чувствуя вкуса плова, хотя его аромат был богатым, с нотами шафрана и корицы.

Ела, чтобы жить, чтобы бороться. Амир наблюдал за мной тяжелым взглядом, но я не опускала глаз. Пусть видит, что у меня есть гордость.

Керем, не выдержав тишины, снова заговорил, но с насмешкой.

– Элиф, скажи, ты всегда такая? Или это Стамбул тебя так раззадорил? Я слышал, в Москве девушки посговорчивее.

Посмотрела на него, улыбнувшись так, чтобы он почувствовал холод.

– Керем, а ты всегда такой смелый за спиной брата? Или это только за ужином ты разыгрываешь льва?

Он рассмеялся, но я отчетливо чувствовала злость. Амир стиснул челюсти, пальцы сжали бокал так, что я подумала, он сейчас треснет. Хадидже-ханым бросила на меня взгляд, полный презрения, но промолчала. Юсуф, кажется, вообще перестал дышать.

– Достаточно, – голос Амира