Образцовый доктор - Татьяна Донченко

из эгоистичных побуждений, – улыбалась блондинка, когда мы уже раскладывали последние вещи в прикроватной тумбе. – Я теперь могу нормально заглянуть в гости с племяннице и не думать о том, что и кто подумает. Не люблю сплетни на работе.

Я сразу вспомнила о том, что уже увидели и услышали соседи по палате. Она была права. Пол отделения уже видела моего истероидного бывшего, за которого мне до сих пор стыдно.

– И, конечно, Леша! – кивнула Людмила Дмитриевна присаживаясь на стул. – Скоро он приедет. В общей палате он, наверняка, опять начнет строить из себя профессора медицины, сыпать умными терминами и шутками, чтобы как-то скрыть свое волнение. А здесь он сможет просто быть собой.

– Какая… «многоходовочка», – смущенно улыбнулась я.

– Сейчас схожу вниз, кофейку принесу, – подмигнула Люся, – поболтаем.

Я осталась одна с дочкой.

После суеты медсестер и приглушенных разговоров врачей или соседей по общей палате – было немного непривычно.

Моя девочка, моя крошка, лежала, опутанная трубками и капельницами, бледная, такая маленькая и беспомощная. Сердце сжималось от боли, глядя на нее. Казалось, силы покинули ее, оставив лишь хрупкую оболочку.

Я сидела на жестком стуле рядом с кроватью, вцепившись в ее маленькую ручку. Она была холодной и слабой. Глаза были закрыты, и я молилась, чтобы она не чувствовала боли. Молилась всем богам, которых знала и не знала, чтобы они помогли ей, чтобы она выкарабкалась.

Ожидание. Томительное, мучительное ожидание решения врачей. Они ушли, пообещав вернуться с новостями.

Только помощь Людмилы Дмитриевны спасала меня от полного безумия. Она оказалась рядом так вовремя!

Ее присутствие и поддержка были как спасительный круг. Если бы не она, я бы точно сошла с ума.

Люся возникла в дверях палаты словно лучик солнца. В руках она держала два картонных стаканчика, от которых шел дразнящий аромат свежесваренного кофе.

– Капуччино или латте? – спросила она, приближаясь к моей кровати. – Забыла спросить, что тебе взять, прости.

– Мне все равно, я все пью, лишь бы с молоком. – Я благодарно улыбнулась, принимая стаканчик.

– Ага, молочная Аленка, – лукаво улыбнулась она.

Я смущенно опустила глаза.

Запах кофе действительно немного приободрил. Мы устроились поудобнее, и разговор завязался сам собой. Люся оказалась удивительно легким и приятным человеком. Она рассказывала о своей работе, о том, как неожиданно стала заведующей отделением, хотя была уверена, что им станет ее брат.

А я, в свою очередь, делилась своими переживаниями и надеждами. Разговор тек непринужденно, словно мы были знакомы целую вечность.

Время от времени мы отвлекались на печенье, которое еще утром принесла Елена. Эти маленькие хрустящие кружочки с шоколадной крошкой как семечки, быстро закончились.

Елена, так неожиданно стала моей новой подругой, с которой мы познакомились в этом злополучном месте. Мы теперь переписывались в течение дня, обмениваясь новостями и просто подбадривая друг друга.

Ирония судьбы. Повод для знакомства с такими замечательными людьми был ужасен – болезнь моей дочери. Я бы отдала все на свете, лишь бы этой болезни не было. Появление Лены и Люси в моей жизни, их поддержка и тепло – это было настоящим спасением.

А еще Алексей… Даже не верится, что мы снова встретились!

– Ты будешь ему говорить про Машулю? – взволнованно спросила она.

– Наверное, правильно будет сказать, – я вспомнила разговор с Валерой в саду. – Думаю, он и так уже все понял. Мы просто… еще не говорили об этом.

– Обязательно поговорите, – попросила она. – И что бы не вышло, можно я буду присутствовать в жизни Машули? Я уже начинаю к ней привязываться. Она такая лапушка.

– Конечно! Мы всегда рады гостям. Только чуть разгребемся. Я недавно сняла квартиру, небольшую, поближе к работе и садику. Вещи еще в коробках.

– Тебе что-то нужно? Я могу принести или купить.

– Нет, мне… Тут очень помогли. Я как будто впервые высунула голову из песка и увидела, что мир может быть другим. Что люди могут быть другими. И что всё вокруг не должно вертеться вокруг работы…

– У тебя был плохой опыт в браке, – кивнула Людмила, с сочувствием глядя на меня. – Хорошо, что ты нашла в себе смелость уйти от него.

– До сих пор не могу поверить, что согласилась на этот брак. Это была плохая идея с самого начала.

– Да, всё могло бы сложиться иначе, если бы кто-то не исчез… – она хитро подмигнула.

– Он тебе обо всем рассказывает?

– Он мой брат. Мы с ним – всё, что у нас есть. Но иногда он слишком меня опекает, и это раздражает, – добавила она с улыбкой. – И командует он много.

– У меня нет братьев и сестер, и я даже немного тебе завидую.

– Леша хороший человек. Рада, что у него появились вы. Уж вы точно сможете залечить его бедное сердце.

Что же с ним такого случилось? Я хотела узнать больше об этом, но сдержалась. Возможно, если бы это была ее личная история, она бы поделилась. Но о себе он должен рассказывать сам.

К нам зашел Арсений Павлович, хирург Машули и Людмила Дмитриевна заметно занервничала. Это было так трогательно, и так очевидно!

– Алёна Викторовна, не буду ходить вокруг да около. Скажу как есть: мы решили, что ребенку нужна ещё одна операция.

– Ч-что?

В одно мгновение я словно выпала из реальности.

Слова Арсения Павловича звучали как приговор, от которого не уйти. Он говорил что-то о повторной операции… спаечном процессе… о том, что кишечник не запускается…

Как спайки? Почему именно с моей девочкой? Разве она и так недостаточно настрадалась?

Он говорил что-то про предрасположенность, про то, что это не ошибка, а просто… случайность. Случайность, которая снова бросает моего ребенка под нож хирурга. Говорил, что такое бывает, особенно после операций. Как будто это должно утешить.

Спайки… раньше я даже не знала, что это такое. Хирург объяснял, что это лечится, что если не оперировать, станет только хуже. Он говорил о рисках, о том, что риск невмешательства сейчас выше. Но разве есть что-то страшнее, чем снова отдать мою малышку в руки хирургов?

Я понимаю, он врач. Он должен просчитывать риски, принимать решения. Но я – мать. И для меня нет никаких рисков, которые можно сравнить с болью и страхом моей дочери. Сердце разрывалось на части от одной мысли о том, что ей снова придется пройти через это. Маленькое тельце, измученное операциями и капельницами… как она выдержит еще одну?

Кишечник не запускается… эти слова эхом отзываются в голове. Что это значит? Что будет, если они ничего не сделают? Страх парализовал,