Злой Морозов для Алёнушки - Аня Леонтьева

- Да? - задумчиво тянет Федя, поглаживая меня по голове, - а мне нормальным мужиком показался. Только взрослый он, Алён! У него вон дети…

- И ты туда же, - оттолкнула брата и, размазав слёзы по щекам, стала остервенело убирать с лица налипшие волосы.

- Ну, я же тебя знаю, и видел, как ты на него смотришь. Уже наверняка влюбилась, - Федька потянулся ко мне, желая опять обнять, но я оттолкнула его, уперев руки в бока.

- С чего такие выводы?

- Ой, Алёныч, а то я тебя не знаю. То к этому Борису сломя голову помчалась, то теперь Морозов у тебя на уме. А Владик твой до этого? Тоже в грудь себя била, что любишь, не можешь

- Да плевать мне на этого Морозова, - возмущённо вставила я, раздосадованная такой оценкой брата, который, даже парня моего первого вспомнил.

И пусть не плевать, это моё дело. Личное! Я сама с собой разберусь.

Обида, так и жгла меня, за слова Емельяна, такие резкие, и за то, что отчитывал при этой, своей Ане.

- Ну, ты знаешь, Морозов ещё ничего, по сравнению с твоим Борей.

- Что? – встрепенулась я. – А что с Борей?

Федька пригладил свои светлые лохматые волосы, но они всё равно топорщились на затылке. Оттянул ворот свитера, потом подкатал рукава, намеренно мешкая, а может, слова подбирал.

- Ну, Федя, - затянула я, скидывая, наконец, валенки, потому что уже и жарко было и неудобно жуть.

- Да гад твой, Боря, - произнёс Федька, и столько решительности в его голубых глазах было, что стало понятно не переспорить его. А ещё так отца напомнил сейчас. Просто вылитый папа. Такой же высокий и статный. И волосы вихрастые, светлые как у него. Симпатичное доброе лицо, с яркими голубыми глазами. От девушек отбоя нет. Это я, пошла в материнскую породу, причём в тётку, низкая и маленькая, и от папы у меня только голубые глаза, светлые волосы и оптимизм. А вот Федька, очень похож на отца, а когда вот так порой посмотрит, прямо вылитый.

- Федь, давай без предисловий, - уселась я на кровать, вдруг враз почувствовав, как устала. За двое суток, моя жизнь закрутилась так, что и не вспомнишь, с чего всё началось. И уже хочется остановить этот вихрь, а он всё крутит и крутит.

- Ты когда не позвонила вчера, я сразу почувствовал неладное, - Федька присел рядом и притянул меня к себе. – Знаешь, Алёнка, отходить бы тебя по заднице, - вдруг перескочил он с темы, - на правах старшего брата. Я за эти сутки, чего только не надумал! А Боря твой… Увижу, рожу ему начищу!

- Федь, - одёрнула его. – Давай по порядку.

- По порядку, - заворчал он.- Вот выдам тебя замуж за Морозова этого, чтобы при деле была!

Он сжал мои плечи, вжал в свой бок.

- Дура-дурацкая! Говорил же, сиди дома. Думал, не увижу тебя никогда. О себе не думаешь? Обо мне бы тогда подумала, как я жил бы дальше, зная, что не сберёг тебя!

Стыд затопил моментально, вытеснив все остальные чувства, а гаже всего стало, что за это время я ни разу не подумал о чувствах брата. На первом месте у меня были собственные переживания, а подумать как там Федька, который действительно ни сном ни духом не знает, куда я пропала, даже не потрудилась ни разу. А ведь могла попросить у Емельяна телефон и позвонить ему. Но я настолько была оглушена всем произошедшим.

Сперва я непреднамеренно напилась. Потом ночью наткнулась на злого Морозова, который напугал меня до чёртиков, потом опять злой Морозов, взбесил меня. Следом из дома выкинул и тут же пожалел. Потом пришла эта Аня его, и снова он меня взбесил и расстроил. Ну и моя фееричная встреча с медведем, и снова злой Морозов на первом плане.

Где там были мысли о Федьке?

Нигде.

- Федь, - я уткнулась ему в грудь, в колючий свитер, пахнущий бензином и котлетами, которые брат жарил накануне перед моим путешествием в "Глухари", и я ворчала на него, вынося все свои вещи, приготовленные к отъезду, на балкон, боясь, что всё пропахнет жареным фаршем. А сейчас этот запах был таким желанным и родным. Из того нашего мирка, где всё ещё понятно и спокойно, и где глупая я, с горящим сердцем собирается на встречу к любимому мужчине, чтобы как в сказке встретит с ним Новый год.

- Федь, - повторила жалобно, слушая, как бьётся его сердце, - прости меня!

- Бедовая ты у меня, сестрица, - вздохнул он, гладя меня по голове.

- А ты добрый! – просияла я, сжимая его в объятиях. – И самый лучший брат.

- Эх, Алёныч, - голос у брата подобрел окончательно, он никогда не умел долго злиться, а тем более на меня.

Федька всегда был отходчивым, да и не строжил сильно. Я его понимала. Когда не стало папы, ему, восемнадцатилетнему парню, пришлось заботиться обо мне, пятнадцатилетней шалопайке, которая, вечно во что-то влипала. Я старалась не косячить, честно, но оно, само собой, как-то выходило.

- Вечно приключений ищешь. Доверчивая ты сильно, нельзя такой быть. И знаешь, я рад, что ты к Борису не доехала, и Морозову этому благодарен буду по гроб, что тебя вытащил, не дал замёрзнуть.

Ну, с Морозовым спорно, но я прикусила язык, не желая перечить брату. А вот с Борей стало очень интересно.

- Да что там с Борей?

- Да женат твой Боря, - вздохнул Федька и не стал препятствовать, когда я выбралась из его объятий, и удивлённо уставилась на него.

- Что?

- То, - снова вздохнул брат.

- Ты когда не отзвонилась, я первым делом ему набрал. Представился, так и так, ситуацию объяснил, думал, может, ты у него, да забыла позвонить, а он как завопит, чтобы я сейчас же тебя возвращал. Всего пересказывать не буду, незачем тебе знать. Козёл он, только за свою задницу переживал, а то, что ты пропала, даже не побеспокоился.

Странно, но эта новость не вызвала во мне никаких особых чувств. Ну, неприятно. Больнее всего было бы, наверное, если бы я всё же доехала до Бори и увидела всё сама, а теперь, честно всё равно.