Ведьма, к ректору! Сборник - Алисия Чарская

Конечно, иногда я трогала себя внизу рукой, но его рукой это было по-другому – пронзительно остро! Вскрикнула, сжала бедра, мешая ректору фривольно двигаться под трусиками, и тут же расставила ноги шире, понимая, что никогда не смогу отказаться от добавки.

А подлый Максим Денисыч теперь с улыбкой смотрел на меня из-под опущенных век и творил своими пальцами что-то возмутительно-непристойное, от чего с губ слетали только всхлипы, а глаза сами собой закатывались.

Я больше не могла и не хотела смотреть на моего мучителя, весь мир свелся к одной точке на моем теле и к развратным ласкам, скользким движениям, ритмичным надавливаниям.

В этом мире сейчас остались только звуки наших прерывистых дыханий, его протяжных вздохов и моих всхлипов. Мир отторгал все запахи, кроме сексуального аромата парфюма ректора и разлившегося между нами запаха секса.

Никогда не думала, что секс пахнет… так возбуждающе. Тяжелый, проникновенный аромат неудовлетворенного желания, дикого притяжения и вечного голода друг до друга.

Я сама потянулась к его губам. Он без слов понял, как я хочу сейчас всего по максимуму. Я сама проникла в его рот языком, мечтая снова поймать особенную вибрацию от его посасывания. Он с жадностью втянул мой язык и нажал пальцами на точку.

И меня накрыло.

Тело одновременно скручивало и разрывало от накатывающего волнами удовольствия, я плакала и рычала, отталкивала и притягивала к себе мужчину, звала и ругалась. Но всё это было второстепенно. На первом плане всё затмевало дикое счастье, резкое, острое, пульсирующее. Эгоистичное в своем желании жить вечно. Я как безумная хваталась за ускользающие крупинки разбегающегося и гаснущего наслаждения….

Ныла, просила, насаживалась на пальцы, в попытке догнать и еще раз взлететь вверх.

Очнулась в объятиях Максима Денисыча, уставшая, выдохшаяся и нереально лёгкая… С примесью стыда.

Но это для меня всё кончилось, а вот ректор еще держался за моё тело, как утопающий за соломинку. Он прижимал мою голову к груди, бедрами пришпилил к стенке, и укачивал, что-то тихо нашептывая в макушку. Слов я разобрать не сумела, зато явственно почувствовала очень большой и твердый член, упирающийся вниз живота.

- Дотронься до меня…

В его голосе столько боли и нетерпения, но я не понимаю, что делать. Тогда он перехватывает мое запястье и тянет вниз, к своей ширинке…

А я еще никогда в жизни не дотрагивалась до настоящего члена!

До ненастоящего вообще-то тоже…

Понимаю, как абсурдно начинать такой опыт с ректором, когда только-только перешла на второй курс его универа, но от любопытства удержаться нереально.

- Ого! – выдыхаю я, дотрагиваясь до большой горячей головки и сжимая её в пальцах, чувствуя мягкую твердость.

- Твою ма-а-ать, - скрипит зубами Максим Денисыч, пугая меня.

Я отдергиваю руку, но он снова нетерпеливо возвращает ее на член и уже сам помогает обхватить ладонью ствол и сжать.

Ну ничего себе! От нетерпения я провожу рукой и вижу, как меняется в лице ректор. Больно? Приятно? Чего происходит?

Его лицо сводит судорогой, на губах ни следа улыбки, а движения резкие и требовательные.

- Ты готова? – на выдохе вырываются у него слова.

- Я? К чему?

Но он не отвечает, он как будто задыхается, снова заводит пальцы под трусики, и я понимаю, что мне даже хочется повторить то, что я испытала совсем недавно.

Да, блин, я еще раз хочу кончить, пусть даже с ректором.

Господи, какой стыд! Но это потом, завтра. А сейчас от всей этой дурной ситуации, пьянящих чувств, новых открытий и ощущений, пусть Максим Денисыч еще раз сделает мне так.

Но он делает по-другому.

Я чувствую его пальцы внутри, давящее чувство расширения и резкую пронзительную боль.

- О, такая уз-зкая…

Глаза от боли вылезают из орбит, и я ору, отталкивая его от себя и со всей силы впечатывая ладонью по лицу.

В его взгляде секундное замешательство, трезвый осмысленный взгляд, на меня и мой взъерошенный вид, на себя, расстегнутую ширинку и выглядывающий налившийся конец, на пальцы, испачканные моей первой кровью.

Я только что потеряла девственность? Вот так – в туалете?! С ректором?

Ну как такое могло вообще произойти?

Со мной?!

- Васильева, ты девственница?

Полусмех-полурыдание самопроизвольно вырвались из горла. Я зажала рот рукой, но оно не помогло. Теперь в голос ржала и рыдала, оседая на пол по стене.

- Хотя теперь уже точно нет, - с удовлетворением произнес надо мной Максим Денисыч и с оттяжкой облизал окровавленные пальцы.

Глава 3. Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она

Он ушел. Просто взял и ушел. Поправил штаны, вымыл руки, сунул мне в руки злополучный батон и ушел.

Ни тебе «прости, Васильева», ни «я сожалею», ни даже «не понимаю, что на меня нашло». А на него определенно что-то нашло, потому что объяснить это нападение конкретно на меня было нечем. Или как бывает: ректор прогуливался себе между общагами и вдруг: «А не трахнуть ли мне деву?» И побежал в общежитие, разыскивать деву, точно зная, что есть еще такая завалявшаяся, чтоб трахнуть её?

Я горько усмехнулась, переворачиваясь на другой бок и сворачиваясь в клубок под одеялом. Что-то перспективы в голове рисовались не радужные. Вариантов то маловато будет. Или это временное помутнение и ректор в полном раскаяние принесет мне извинения и даст пожизненную индульгенцию на все зачеты до конца срока обучения. Или я обвиню его в сексуальном домогательстве и насилии, но тогда стыда не оберешься. Или…

А если это морок Хэллоуина? И на утро он ни о чем не вспомнит? А что же я? А как же моя девственность?

От отчаяния я даже заскулила. Не то, чтобы сильно жалко было девственность и её потерю, просто несправедливо, что я взамен даже искренней признательности не получила. Хотя надеялась, что за такой подарок дарят слова любви как минимум. Или руку и сердце, как максимум.

В комнату ввалились шумные, взбудораженные соседки и я притворилась спящей.

Утром, как только началась лекция, в аудиторию постучали и зашедший секретарь учебной части громко отчеканила:

- Васильева, к ректору!

Меня охватила паника, стыд, страх и всё это одновременно. Голоса и звуки отключились, и я в бездушной и безмолвной иллюзии покидала разложенные тетради и ручки в сумку, на деревянных ногах пошла на выход, а потом строго за секретарем, в чистилище ада.

-