Невеста по контракту - Джулия Тиммон

— Удивительно, что ты в точности помнишь, каким был мой Маркус. Ты же сказал: уделять соседям слишком много внимания мне некогда.

Нейл поднимает указательный палец.

— Некогда водить с ними дружбу, — поправляет меня он. — А не замечать такую, как ты, я не мог. Разумеется, видел и того, кто с тобой рядом.

Его голос звучит ровно и не выражает никаких чувств, но я так смущаюсь, что не знаю, как реагировать. Нейл засовывает руки в карманы джинсов и слегка нахмуривается.

— Ладно, — говорит он. — Что сделано, то сделано. Придется мне отпрашиваться на работе и…

— Терпеть меня рядом целую неделю, — с улыбкой договариваю я.

Он смеется, как-то странно на меня смотрит и отводит взгляд в сторону.

— М-да. Нам действительно придется потерпеть друг друга. Только заплатить за целых семь дней я, к сожалению…

— Давай договоримся так, — предлагаю я, перебивая его. — За сегодня и завтра заплатишь, как договорились. А за оставшиеся дни еще столько же.

Нейл смотрит на меня с недоверием.

— С какой стати ты будешь почти задаром корчить из себя мою невесту?

— Постараюсь вообразить, что вся эта игра — реабилитационная программа для тех, у кого разбито сердце, — говорю я, почему-то в эти минуты больше ни капли не чувствуя себя многострадальной и брошенной. Внезапно вспоминаю предупреждение Нейла и придаю лицу строгое выражение. — Сближаться, естественно, не будем. Нам это ни к чему.

— Но попробуем стать приятелями. Идет? — Нейл протягивает мне руку.

— Идет! — говорю я, и мы скрепляем сделку рукопожатием.

Естественно, на поездку в «Хэрродс» у меня не хватает времени. Утром приходится идти на семейный завтрак, на котором присутствуют все, кроме Мирабель, потом Хэнк ведет нас на экскурсию по своему дому. И на подготовку к торжеству у меня остается меньше часа.

Выхожу из ванной с макияжем на лице, уложенными в прическу волосами и в том самом платье. Взгляд падает на Нейла, и все замирает в груди. Белоснежная рубашка, костюм, галстук-бабочка и черные туфли смотрятся на нем так, будто он модель и готов выйти на подиум, где его увидят и будут оценивать десятки глаз. Его волосы уложены гелем, в манжетах поблескивают запонки. Пожалуй, я даже не без гордости и не без удовольствия побуду на этом празднике в качестве его суженой.

Только теперь замечаю, с каким выражением смотрит на меня Нейл. Не знай я, как он ко мне относится, даже подумала бы, что я ему небезразлична.

— Ты… потрясающе выглядишь. — Его губы растягиваются в улыбке, которая согревает, успокаивает и вместе с тем волнует. Нет, лучше обойтись без волнений!

— Спасибо, — как можно беспечнее хихикая, бормочу я. — Ты тоже смотришься на все сто.

Он подставляет мне согнутую в локте руку.

— Пойдемте, без пяти минут миссис Барлоу.

Прекрасно знаю, что это всего лишь шутка, но в носу становится щекотно и слегка кружится голова. Миссис Барлоу. А что, звучит очень даже неплохо.

Смеюсь, притворяясь, что и не думаю принимать его Шутку близко к сердцу, и беру его под руку.

— Пойдемте, мистер Барлоу.

На улице вовсю палит солнце, а в зале, снятом по торжественному случаю, властвует загадочный полумрак и горят слегка дрожащим светом, точно огоньки свечей, десятки мелких желтых лампочек. Когда мы приезжаем, все гости почти в сборе. Мужчины в смокингах и дамы в вечерних туалетах стоят группками и о чем-то беседуют. Праздничного оживления еще нет — все как будто чего-то ждут и пока не решаются угощаться шампанским.

Вот свет приглушается, звучит музыка, озаряется сцена в дальнем конце зала, и посередине прямо из пола вырастает настоящий трон, на котором восседает Мирабель. С искусно завитыми и уложенными волосами, в черном кружевном платье, она сейчас ни дать ни взять королева. Толпа гостей, заглушая музыку, взрывается аплодисментами. Тут и там кричат:

— Мирабель, поздравляем!

Наблюдая за происходящим, я задумываюсь о том, как эта старушка ухитрилась за столь короткий срок обзавестись в Лондоне таким количеством друзей. Или же они приехали отовсюду, отложив дела и сочтя своим долгом лично поздравить восьмидесятилетнюю чудачку-живчика?

Мирабель с грациозностью, которой я не замечала в ней раньше, поднимается с трона и проходит к микрофону. Зал затихает.

— Спасибо, спасибо, мои дорогие. Безумно приятно видеть всех вас на моем празднике. Когда доживете до моих восьмидесяти…

— Тебе всегда будет тридцать! — выкрикивает из зала мужской голос.

Мирабель смеется.

— Благодарю. Ладно, когда доживете до моих тридцати, поймете, что дороже всех богатств на свете друзья, которые не забывают и безоглядно любят. И дети — наши и дети наших детей. Они — свет, отрада и надежда.

Она многозначительно умолкает. Кое-кто из гостей начинает крутить головами и улыбаться, отыскивая в толпе Гарри со Стефани и нас с Нейлом. Приподнимаюсь на цыпочки и шепчу ему на ухо:

— У меня складывается впечатление, что, если бы ты не приехал, в гроб легла бы Мирабель, а не Стефани. Просто у матери, по-видимому, на тебя больше влияния, поэтому бабуля и действовала через невестку.

Он снисходительно улыбается.

— Ни у одной, ни у другой нет на меня влияния. Я сам по себе. Просто век буду мучиться угрызениями совести, если перед смертью они объявят, что испускают дух лишь из-за меня.

Негромко смеюсь.

— И что же ты думаешь делать потом? Под каким предлогом будешь откладывать свадьбу?

— Кто сказал, что мне нужна свадьба? Мы с тобой люди современные. Можем и всю жизнь жить в гражданском браке.

Кривлюсь. Если бы мы всерьез любили друг друга, я предпочла бы рано или поздно оформить отношения как подобает.

— Допустим. А дети? Мирабель ждет не дождется правнуков. А Стефани и Гарри — внуков.

— Скажу, что у нас не может быть детей, — с готовностью отвечает Нейл, наверное давно придумав, как морочить голову своим старикам. — Надеюсь, им хватит такта и они не станут лезть с дальнейшими расспросами, а просто смирятся с судьбой.

— Хм… — произношу я, не переставая удивляться его упрямству. Может, его бабушке и родителям стоит притвориться, что они не хотят внуков, и тогда он из чувства противоречия сделает все наоборот?

— До ста пяти лет, полагаю, бабуле не дотянуть, — говорит Нейл.

Смотрю на него с недоумением.

— До ста пяти?

— Они ведь подсчитали: я приезжаю конкретно к ней раз в двадцать пять лет, — невозмутимо объясняет он.

Опять смеюсь. Есть что-то головокружительно интимное в том, как мы шепчемся, стоя в толпе народа, и в том, что на нас то и дело бросают любопытные взгляды. Впрочем, все это игра, а для меня — работа.