Сироткам в академии (не) место - Афина Туле

важное решение: стоит ли сообщать отцу Альберта о симпатиях его сына. Глава тайной канцелярии платил не просто много за обучение сына — он платил феноменально много. Почти половина расходов академии могла быть покрыта из его кармана. Взамен он не требовал многого, но был весьма строг в своих требованиях. Во-первых, он не хотел для сына никаких поблажек. Во-вторых, мы были обязаны обучать Альберта де Вуизара всему, что ему захочется, помимо обязательных предметов, что включало также факультативы, даже те, что казались не связанными с его магией.

Сначала я был удивлен этим требованием, но вскоре понял его. Альберт обладал не только феноменальной магией, но также был любознателен и чрезвычайно усидчив. Одним словом, он был таким учеником, о котором любой ректор мог только мечтать. За исключением одного: Альберт терпеть не мог людей. Отчасти я его понимал. Не просто быть менталистом и видеть всех насквозь, особенно когда дар просыпается очень рано. Можно было сказать, что, несмотря на юный возраст, у сына главы тайной канцелярии не было никаких иллюзий насчет окружающих его людей.

И именно это касалось третьей просьбы, которая тревожила меня больше всего. Отец Альберта хотел знать о каждом ученике или ученице, к которым его сын проявлял хоть малейшее внимание.

Получалось, что я был просто обязан сообщить главе тайной канцелярии о том, что его сын проводит время с Алисией Боун, но делать этого совсем не хотелось.

Наши отношения с Маркусом де Вуизаром никогда не были приятельскими или дружественными, особенно с тех пор, как в нашу жизнь, словно комета, ворвалась рыжая Уайт. Мы были соперниками — жестокими, беспощадными и играли не всегда честно, скорее наоборот. Она была слишком желанна, чтобы просто так отступить.

Именно поэтому горечь её выбора не отпускала меня до сих пор. Страшно сказать, но, когда я услышал о её гибели, моё первое и совершенно недостойное чувство было удовлетворением от того, что он её тоже не получил. Оглушающая боль пришла мгновением позже.

И сейчас писать Маркусу было особенно трудно. Трудно, но необходимо.

После её смерти Маркус словно утратил даже малейшие намёки на свет, который у него когда-то был, превратившись в безжалостную машину, настоящего монстра, стоявшего на страже интересов короля. Он женился, как ему указали, и завёл сына, как от него ожидали. Но не нужно было быть менталистом, чтобы с первого взгляда увидеть огромную зияющую дыру в его душе.

И вот сейчас мне предстояло сообщить ему, что его сын проявляет интерес к сироте, которая потрясающе, просто невероятно похожа на ту, что когда-то выжгла его душу до тла. Какой будет его реакция?

Точно сказать не решился бы.

Тем не менее, я сел за письмо. Я не мог не сообщить. Если Маркус узнает об этом от кого-то другого, он вполне может лишить академию финансирования, а совет попечителей буквально сожрёт меня заживо. Да и судьба Алисии Боун будет совсем незавидной.

Я не питал иллюзий насчёт мира, в котором жил. Большинство не видело ничего страшного в том, чтобы отыграть свою злость на тех, кто был слабее.

Я взял в руки лист бумаги и начал писать.

Стоит ли говорить, что сколько ни старался, у меня ничего не выходило?

Именно в этот момент в мою дверь постучали.

— Войдите! — приказал я, внутренне радуясь, что меня отвлекают от этого занятия.

На пороге появилась профессор Магади, и мое настроение тут же испортилось. Я, честно говоря, не любил эту сухую магессу и не приемлил её методы обучения, считая их не просто доисторическими, но и опасными. К моему огромному сожалению, далеко не все в совете попечителей придерживались того же мнения. Скорее наоборот, многие её помнили и уважали.

Одного действительно нельзя было отрицать: несмотря на всю дикость её методов, они работали. Все, на кого профессор Магади клала свой зоркий глаз, в полной мере раскрывали свой дар. Вот только цена этого была немаленькая, а уж походы в лекарское крыло в первый день обучения и вовсе стали традицией.Так что у меня не вызывало ни малейшего сомнения, почему именно эта сухая, испещрённая морщинами дама появилась у меня в кабинете сегодня. Она однозначно пришла сообщить, сколько учеников на её сегодняшнем занятии отправились в лекарское крыло. Я очень надеялся, что цифра окажется скромной. Всё же каждой семье мне предстояло написать объяснительное письмо с заверениями, что всё под контролем и им не о чем беспокоиться. Так себе занятие, сказать по правде. Хотя, возможно, это будет достойной причиной не писать Маркусу?

Хотя кого я смешу?– Сколько? – устало поинтересовался я.– Господин ректор, это что-то просто потрясающее! Я пришла к вам сразу, как только смогла. Это просто что-то невероятное, и мы обязаны немедленно сообщить об этом королю!

Я недовольно поморщился. Ранее Магади никогда не позволяла себе подобного поведения. Я вообще не был уверен, что хоть когда-то видел восторг на её лице, так что её поведение определённо намекало на что-то особенное, а значит, потенциально, и на огромные неприятности. С чего я это взял? Назовём это преподавательским опытом ректора. Чем больше восторга у преподавателя, тем серьёзнее неприятности.– Давайте по делу, – намекнул я.– Род Уайтов! Он возродился! Я готова поклясться в этом своей сединой, – провозгласила магесса, а мне показалось, что я поседел в одно мгновение.– О чём вы вообще говорите? – осторожно поинтересовался я, внимательно следя за интонациями своего голоса.– Эта Алисия Боун, она никакая не Боун! Она точно Уайт! Ни у кого другого не было такого ресурса и врождённого умения владеть стихией огня! Уж я-то знаю, ведь именно я тестировала всех четырёх его последних представителей!– Где Алисия Боун? – произнёс я таким голосом, что Магади мгновенно замолчала.– Она в лекарском крыле. Всё же с девочкой предстоит много работать, но обещаю, если правильно заниматься с ней, она точно станет феноменальной, – магесса, кажется, продолжала что-то говорить, но я её совсем не слушал, потому что именно в этот момент быстрым шагом покидал свой кабинет и спешил в лекарское крыло

Глава 11. Лекарское отделение

Алисия Боун

Глаза упорно не хотели открываться, а всё тело болело и ломило так, словно его буквально распилили на кусочки. В голове царил бардак, который мешал соображать.

Только воспоминания тихо и медленно, словно волны моря, о