Герцогиня из приюта - Наталья Варварова

— Аргус, — на этот раз звук все же раздался, но был таким слабым, как будто я хныкала, а не говорила. — Мне и так страшно. Ты стал больше?

За глазами, действительно, угадывалась массивная голова и весьма здоровая туша.

— Позови меня, я не могу пройти через установленный тобой запрет, — зазвучало у меня в голове, причем басом. — Ты начертила круг и… принялась творить разное. Нашла ножницы в ящике стола. Плохо, конечно. Но, что поделаешь, этот гуль запросто заставил бы тебя и головой об пол биться.

Не стала уточнять, кого он имел в виду.

— А это точно ты? Вдруг это не ты?

Половину слогов я проглатывала. Выходил неразборчивый шелест. Собеседник в нем неплохо ориентировался. Камни на миг погасли, словно он закатил глаза.

— А кто тогда? И почему ты решила, что я это я, а потом — не я?

На этом я сдалась. Я в Энтине, и здесь меня защищали все, даже первые встречные волкодавы.

— Проходи, Аргус, если это ты, — буркнула я.

Крупная тень тут же скользнула ближе и превратилась в огромного мохнатого хищника. Если в малой форме Аргус представлял собой среднее арифметическое болонки и мартышки, то в этой свой разновидности напоминал чрезвычайно крупного волка, которого смешали с длинношерстным медведем.

Меня этот грозный облик почему-то не смутил. Я принялась тянуть к нему руки и неожиданно легко повисла на шее. Как же мягко, а как спокойно… Тут же загорелся слегка приглушенный свет. И я уже нормально разглядела по-медвежьи вытянутую морду, гладкую серо-белую шерсть в длину моего локтя. А зубы… Да это не Аргус, а боевая машина.

Зверь угрожающе рычал.

— Ты чего? Все же хорошо.

На меня как раз нахлынуло состояние мягкой эйфории, когда лихорадка или болевой синдром отступают и ты ныряешь в объятия постели, еще не веря, что больше ничего не болит. Это облегчение не описать словами.

— Ты закрылась в круге. Но ты не при чем. А Кристиана я бы покусал. И, хочешь, давай кинем его в озеро? Пускай поплавает.

Я мало что поняла. Но зверюга тут же пустился в объяснения. Выходило, что Кристиан тоже начертил подобный круг и закрылся в нем. Только не один. Аргус называл даму из кабинета князя «этой особой».

Это оказалось еще одной проблемой. Двоякость положения грозила меня раздавить. Легран имел право на личную жизнь, в то время как я не должна была здесь находиться… Видимо, из-за меня хозяин и застрял в Энтине.

И все равно где-то внутри возился червячок, который подвергал сомнению все и сразу. Точно ли это женщина, а тем ли они были заняты, — возможно, Аргус понял все неверно. А имела ли я право переживать из-за этого?

Четвертую проблему представляли собой приютские дети. Ясмина отправилась к ним, чтобы помочь нескольким мальчикам, которые перед сном выбросили магию и устроили небольшой пожар.

Что же...Пока я металась в постели, а затем на полу, князь принимал в замке женщину и даже не услышал призывы Аргуса. Почему-то это задело меня даже больше, чем неспособность самостоятельно подняться.

— Давай не будем ему мешать. Не нервничай. Ничего срочного, что требовало бы его сюда немедленно. Ведь у меня есть ты.

Грубая лесть с моей стороны. Но он и, правда, помощник, на которого я не смела рассчитывать.

— А еще у вас есть Хель. Положите ее медведя на подоконник. Или в любую зону, вокруг которой есть свободное пространство. Она обязательного его заберет.

Мне хотелось расспросить его с пристрастием, но нас прервали. На пороге появился взъерошенный Кристиан. Такой же, или чуть больше, недовольный, как в нашу с ним встречу в кабинете.

Глава 20

Мне не хотелось поднимать на него глаза. Да и сил на это уже не было. Не выгнал вчера и после того, что наговорил и наговорил, что сделал, — вряд ли выгонит сейчас. В конце концов ему не чуждо милосердие. Он перенес сюда приют с больными детьми. А, кроме его милосердия, мне ничего и не нужно.

После новой встречи с Робертом я очень быстро позабыла о гордости. О том, что собиралась жить одна и верила, что де Роман легко от меня отмахнется. Он забрал все, что я имела. Но до тех пор, пока дышала, маг не отступится.

Черное, запретное колдовство, связало нас, превратив в два сообщающихся сосуда. Брачные татуировки-браслеты — распилили мне руки. Через них он вливал в меня свою магию, поглощая мою боль. Мерзость, какая мерзость.

Зато я видела это все своими глазами. Не проспала, как обычно… Интересно, если я умру, он погибнет или просто найдет себе другую постоянную жертву?

Так что какие у меня могут быть планы на Леграна… Я не вызываю в нем ничего, кроме брезгливого сострадания.

Так упорно прятала взгляд, смотря в пол, что князь, даже взяв меня на руки, не заметил, что я в сознании. Он унес меня в кровать.

— Разве можно оставлять леди Мелену одну так надолго? Она обидится. Я бы и сам уложил девушку, — ворчал тем временем Аргус.

Но Кристиан то ли проигнорировал его выпад, то ли думал о своем:

— Не придуривай. Я проведу это ночь с Белль. Иначе опасно. Она искромсала мою защиту. Откуда только силы взялись? Утром пойду в нижнюю мастерскую, бывшую кузню. Я не занимался ковкой лет пятнадцать. Ты заметил черноту под ее брачными рунами? Ее руки нельзя оставлять на свободе. Нужны ограничители из металла, которые она так просто не снимет. Бедная девушка… Но если вижу я, но не находят лекари, это значит, что надо найти других, — кто тоже увидит. Этого уже будет достаточно, чтобы доказать, что над Белль издевались.

Мои веки затрепетали. Открыть бы глаза и сказать, мол, спасибо, благородный лорд — спите-ка вы отдельно. Но было слишком страшно. Легран переживал за меня. И, кажется, с магическим зрением у него все в порядке.

— Ты на нее сердишься, — утвердительно сказал Аргус. Он-то подозревал, что я не сплю. Чего же, интересно, добивался? — Хотя это иррационально. Теперь мы знаем, что легче всего она подпадает под воздействие мужа во сне. Выполняет прямые приказания или же поставленную задачу. Но я бы не исключал, что и в период ее бодрствования он будет способен создать определенную ситуацию…

Кристиан запальчиво перебил медведя, который маячил у него за спиной.

— Не называй эту тварь ее мужем. Да, я злюсь. Но не на нее, а на себя.