Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины - Ри Даль

Ну, чего плакать-то? Это всё возраст: что ни событие — в слёзы. Иной раз совсем сдержаться тяжело бывает. И даже Ольку увидела — едва не всплакнула.

— Зина Геласимна! — опять позвал меня Ванька, протягивая всё тот же букет.

— Надо говорить: «Зинаида», — поправила его Оля.

А я поспешила перехватить подарок.

— Спасибо-спасибо, — затараторила, удивляясь, как же это ребёнок держал такую громадину. Тут же килограмм пять веса, не меньше. — Красивые очень. А в честь чего же это? — нашёлся и ещё один повод для удивления.

— Так на юбилей вам, — ответила Оля, как-то грустно улыбаясь.

— Ну, Олюнь, юбилей у меня только в пятницу будущую. Ты забыла, наверное? Замоталась совсем. Ну, ничего…

— Нет, не забыла, Зинаида Герасимовна, — прервала меня бывшая ученица, и теперь-то я уж не сомневалась, что она какая-то до ужаса печальная стоит. — Просто решила немного заранее… Конечно, с курьером можно было б прислать… Но это не то…

— С каким это курьером?.. — я насторожилась, глядя, как Оля отчего-то мнётся в нерешительности, при этом Ванька сияет, как керосиновая лампа. — Зачем же курьер?.. Да я думала, что вы заглянете ко мне, хоть на чаёк… Я вам там ещё банки с вареньем смородиновым закатала…

— Не получится, Зинаида Герасимовна.

— Чего не получится? — у меня прямо сердце в пятки упало.

— Прийти не получится, — обронила Оля.

— Мы в новый домик уезжаем! — заявил Ванька.

Да с таким пылом, будто слишком долго сдерживал в себе эту информацию, и она вылетела из него, как пробка от шампанского.

— Да знаю я, — сказала с сомнением, — к Новому Году уезжаете…

— Нет, — вновь перебила Оленька. — Завтра уже и переезжаем. Я думала, что до Нового Года останемся, но… Мужа срочно просят выйти на другой работе. Без промедления. И он не хочет разлучаться, сами понимаете…

— Да-да… — скорее на автомате ответила ей, а я сама буквально из одного шока тотчас нырнула в другой. — Значит, переезжаете?..

Оля кивнула, без слов.

Я заглянула ей в глаза. Хотела спросить: и давно она уже знает? Давно решили-то они? Видать, давно. Не сегодня же её утром муж огорошил. Наверняка знала, но молчала, ничего не говорила мне, тянула до последнего. Зачем же?..

— Не хотела вас расстраивать, — вдруг ответила Оля на так и незаданный мною вопрос. — Правда, очень не хотела. Простите, Зинаида Герасимовна. Вы столько для меня сделали. Как вторая мама мне были…

Глава 2.

Ну, да… Вторая…

А кому-то и «первая». Не у всех же детишек мамы имеются. Они меня порой в самом деле мамой называли. Вот только по-настоящему матерью я никому не стала. Учила, воспитывала многих мальчишек и девчонок. До сих пор чуть ли не всех по именам помнила. И Ольга мне была почти как родная, вправду так.

Но не родная я ей. И не была никогда. Что любила её сильно, это верно. Любила, душу вкладывала, волновалась, переживала, что рано она замуж пошла… Тут, конечно, зря волновалась. Она, вон, с мужем счастливая, сыночка родила, всей семьёй в Австралию переезжать собрались. Айтишник он у неё, муж в смысле, компьютерщик в общем, и очень востребованный.

Оля мне когда ещё полгода назад сообщила, так я не знала, как реагировать — и радовалась за неё, видя её радость, и печалилась. Олька заверила, что нескоро ещё — только к Новому Году, а теперь вот как обернулось…

Пришла я в тот вечер домой. Как села за стол с цветами этими, так и разревелась горемычно. Сижу, плачу, букет тискаю — тяжёлый, колючий, как жизнь вся моя.

Олька уезжает… И Ванюшка её уезжает… И никого у меня в целом свете не остаётся.

И что мне с того юбилея через неделю? Какая радость? Были бы дети, мои родные дети, они бы со мной праздновали. А Оля… Оля ничего мне не должна… У неё своя жизнь… И другие мне тоже ничего не должны. Потому что одна я в целом свете. Всегда кучей детишек окружённая, но всю жизнь бездетная…

Был у меня сын. Минуток десять был. Не спасли его врачи. Родился — и почти сразу дышать перестал. Словно проклятье на мне какое-то висело…

Сначала жених мой заявил, что к другой уходит, покрасивше, побогаче. Я-то из простого сословия. Полюбила деревенская дурочка городского красавца, думала, и впрямь любовь до гроба. Вроде жениться обещался, как узнал, что беременна, а потом дал дёру…

Думала, одна ребёнка подыму. Ничего, справлюсь. На меня все пальцем тыкали — незамужняя, а с пузом. Я внимания не обращала. Верила, что дитя, зачатое в любви, должно появиться на свет. Должно, не может быть по-другому.

Я ему даже имя успела дать — Ванюша. Заранее решила, что, если сын родится, будет Ванечкой. Только материнство моё продлилось недолго.

А когда узнала, что Оля своего сына Ваней назвала, подумала, что точно знак. Судьба, как есть. Хоть на её сына полюбуюсь. Его буду учить, да иногда приглядывать. У меня же после того ужаса никогда больше отношений с мужчинами получалось. Ухаживал кто-то, да я сама от них бежала, как от огня. Страшно снова в ту же воду. Страшно вновь обжечься. Так и дотянула до шестидесяти пяти — ни мужа, ни ребёнка, только чужие дети, в которых и хотелось мне видеть родных, но чудес-то не бывает.

Не бывает…

А бывает так, что снова приходится отпускать. Время-то идёт. И если для Оленьки и её доброй семьи оно только набирает обороты, то для меня это самое время — всё равно что медленная смерть…

Посидела, порыдала… Не знаю, сколько прорыдала — час, наверное, целый. А потом решила — хватит. Утёрла слёзы да пошла цветы в вазу ставить. Жалко их. Они-то ни в чём не виноваты. А цветы красивые, дорогие.

Оля мне ещё коробку конфет моих любимых принесла. Потом тысячу раз извинилась, что так вышло. Но за что мне её извинять было? Её жизнь — её решения. Обидно, что перед фактом поставили, но кто я ей?..

«Вы мне как родная, Зинаида Герасимовна…»

Ох, полно, как родная… Ну, да в добрый путь ей и её семье. Чтобы всё у них хорошо сложилось. Австралия — дальний берег, оттуда не наездишься, не назвонишься…

«Я вам в месседжере обязательно позвоню!