Бурбон и секреты - Виктория Уайлдер

— Мне нужно что-то знать?

Я быстро качаю головой и без лишних слов сажусь на лошадь. Ей не нужно ничего знать. По правде говоря, я тоже не хочу этого знать. Это секрет. Еще один. И в конечном счете я чувствую, что это моя вина.

Теплый ветер хлещет меня по лицу, и я замечаю, как солнце опускается все ниже, наконец-то касаясь линии горизонта в этот гребаный день. Я скачу без остановки. Последние лучи дневного света освещают поля кентуккийского мятлика. Обычно в этой части штата его не так уж много, но на протяжении следующих двух миль трава густая и такая высокая, что касается моих ботинок в стременах. Пока я еду, влажность немного уменьшается, превратив липкий день в вечер, когда я наконец-то могу дышать.

Я мог бы поехать к брату и взять лошадь из нашей конюшни, ведь у моей семьи их много. Но тогда мне пришлось бы объяснять, зачем мне это. Грант спросил бы, все ли со мной в порядке, несмотря на то, что он сам едва выживает. Мой младший брат — это лишь оболочка того, кем он был раньше. Эйс наверняка озадачил бы какими-то проблемами, которые нужно решить. Он так увлекся ролью старшего брата, что иногда забывает, как быть другом. А Гриз все бы понял, как бы я ни старался это скрыть. Мой дед всегда все знает, будто умеет предсказывать будущее. Я не хочу сейчас иметь дело ни с чем из этого. Пока сам во всем не разберусь.

К пещерам и горячим источникам Фиаско ведет множество пешеходных и конных троп, и на закате там будет много людей, поэтому я продолжаю скакать дальше. В моей жизни было достаточно драк, чтобы знать, что быстрый удар или пинок в живот не самый болезненный, но он лишает воздуха твои легкие и заставляет помнить о себе, чтобы больше никогда не оказываться в таком положении. Как я вообще оказался в таком положении? С тяжестью в груди я крепче сжимаю поводья и бью пятками, чтобы скакать быстрее.

Воздух здесь, вблизи пещер водопада, пахнет иначе. В то время как в Фиаско всегда витает аромат выпечки, здесь, наверху, запах больше напоминает соль и мох. Что-то более земное, отчего все кажется настоящим и нетронутым.

Остановив лошадь, я спрыгиваю и привязываю ее к старому дубу, который выглядит так, будто знавал лучшие времена. Его неровная кора, неестественно вывернутая, выглядит обугленной, как будто в него ударила молния, и он уже никогда не будет прежним. Именно так я себя чувствую — я никогда не буду прежним. Единственное, что я могу контролировать — это то, что я буду делать дальше. Запрокинув голову, я глубоко вдыхаю, а на выдохе падаю задницей в высокую траву у берега. Я выдыхаю все, что осталось, и опускаю руки на согнутые колени.

Люди всегда говорят, что брак требует усилий, что оставаться в нем так же трудно, как и уходить. А я никогда не был слабаком.

Мне плохо. У меня влажные ладони, когда я растираю грудь сжатым кулаком и бью по ней раз, другой, третий, пока глаза не наполняются слезами. Я не был хорошим мужем. Я знаю, что я хороший отец, а в некоторые дни даже отличный. Но муж... Я крепко зажмуриваю глаза. Провожу руками по волосам, затем сжимаю пальцы на затылке. Я делаю еще один глубокий вдох, прижимаю ладони к глазам.

— К ЧЕРТУ ТЕБЯ! — кричу я в ночной воздух, так громко и протяжно, как только позволяет мое дыхание.

К черту. Я даю волю слезам. Глядя на скопления огней моего маленького города внизу, я стараюсь выровнять дыхание. Это единственное место, которое я когда-либо считал своим домом. Здесь вырос я, и здесь вырастут мои дочери. Окидывая взглядом равнину, от лавандовых полей до винокурни моей семьи, я жду. Жду, когда мой гнев утихнет, слезы высохнут, а разум прояснится. Достаточно, чтобы составить план дальнейших действий — разговоры, которые должны состояться, маленькие сердца, которые мне придется разбить. Кажется, что прошли считанные минуты, но полная луна уже висит низко и окрашивает небо в розовый цвет. Это единственный признак того, что я нахожусь здесь уже несколько часов. По большому счету, это не так недолго, чтобы решить, что завтра твоя жизнь изменится.

Прежде чем снова сесть на лошадь, я отправляю сообщение.

Линкольн: Утром я приведу Леди в конюшню.

Хэдли: Леди Бриттани Кристина Пинк — чистокровка. Если с ней что-нибудь случится, я надеру тебе задницу.

Вздохнув, я провожу руками по жесткой гриве Леди.

— Как я в это вляпался, девочка? — В ответ она фыркает, словно говоря — да хрен его знает. Звуки водопада вдалеке, глубокое кваканье лягушек и периодическое стрекотание сверчков — вот мой саундтрек. Это та часть Фиаско, которая успокаивает меня лучше, чем семейные вечера или время, поведенное в химической лаборатории. Это единственное, чего люди не подозревают обо мне. Я люблю это место. У меня нет желания оказаться где-то еще.

Единственное время, когда в Фиаско бывает шумно — это фестиваль или вечеринка, обещающая бурбон и фейерверки. Но сегодня тихо, как бывает чаще всего. На главной дороге, ведущей к моему дому, я, скорее всего, никого не встречу, но решаю миновать центр города, и срезать дорогу через лес и кукурузные поля, которые прилегают к моей собственности. Вдалеке виднеется фонарь, освещающий заднее крыльцо моего дома. И по мере того, как я подъезжаю ближе, я уже знаю, что, как только переступлю порог, он перестанет казаться мне домом.

Лязг металла заставляет меня резко повернуть голову влево. Нет ни одной разумной причины кому-то находиться здесь. Старый сарай, расположенный на границе моей и соседской собственности, находится на последнем издыхании. Еще один торнадо или ураган, и он рухнет. А может, и торнадо не понадобится. Вдоль дальней стороны полуразрушенного строения протекает небольшой ручей, в котором Ларк любит ловить головастиков. Это место настолько уединенное, насколько вообще возможно.

Щурясь в темноте, я натягиваю поводья Леди, чтобы замедлить ее, и замечаю движение у небольшого ручейка.

— Ты гребаный ублюдок, — раздается крик, нарушающий тишину. Это женщина, в голосе которой слышно не только разочарование, но и сильную злость. Последующее «пошел ты», произнесенное более низким тоном, пропитано ядом и заставляет меня сдержать улыбку.

Я перекидываю ногу через седло, и мои ботинки с хлюпаньем опускаются на влажную землю. Ругательства и брызги воды скрывают от нее мое