Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева

любимое блюдо, и салат для Ники, которая недавно решила стать вегетарианкой. Автоматические движения, привычные фразы, улыбка, приклеенная к лицу. Внутри меня бушует ураган, но внешне я остаюсь прежней заботливой мамой, которая спрашивает о школе, о друзьях, о планах на воскресенье.

— Давайте сходим завтра в тот новый научный музей, — предлагаю я. — Там есть интерактивная выставка о человеческом теле, думаю, вам понравится.

— А папа пойдет с нами? — тут же спрашивает Даниил.

Вопрос повисает в воздухе. Я не знаю, где будет Павел завтра. С нами или с ней. Я не знаю даже, где он сейчас — действительно на деловой встрече или в постели с Вероникой. Но я не могу сказать это детям.

— Надеюсь, что да, — лгу я, и эта ложь горчит на языке. — Но даже если он будет занят, мы же можем повеселиться втроем, правда?

Дети кивают, но без особого энтузиазма. Они хотят полную семью. Папу и маму вместе. То, чего у них, оказывается, давно уже нет.

После обеда Ника уходит заниматься виолончелью, а Даниил устраивается с планшетом на диване — его законные два часа игр в субботу. Я возвращаюсь на кухню и снова беру телефон Павла. Мне нужно знать всю правду, какой бы болезненной она ни была.

Я просматриваю его электронную почту, календарь, фотографии. Нахожу еще больше доказательств: бронирования отелей для двоих, счета из ресторанов, где мы никогда не были, фотографии, которые никогда не предназначались для моих глаз. Павел и Вероника на фоне моря — видимо, та «командировка» в Сочи два месяца назад. Они в каком-то ресторане, его рука на ее талии. Они в машине, оба смеются в камеру.

Удивительно, но я не чувствую новой боли. Только странное онемение, будто все это происходит не со мной, а с какой-то другой Еленой из параллельной вселенной. Той, которая верила в любовь, верность и семейные ценности. Той, которая думала, что знает своего мужа.

Звук сообщения заставляет меня вздрогнуть. Новое сообщение от Вероники:

«Когда освободишься? Я соскучилась».

Палец замирает над экраном. Я могла бы ответить ей. Могла бы закатить скандал, высказать все, что думаю о женщине, разрушающей чужую семью. Могла бы выплеснуть свою боль и ярость.

Но что-то останавливает меня. Холодный, расчетливый голос в глубине сознания шепчет: «Не сейчас. Сначала нужно все обдумать. Собрать информацию. Подготовиться».

Я блокирую телефон и кладу его обратно на стол. Ровно там, где Павел его оставил. Потом иду в ванную, включаю воду на полную мощность, чтобы дети не услышали, и только тогда позволяю себе разрыдаться. Беззвучно, зажимая рот рукой, сотрясаясь всем телом от боли и унижения.

Я плачу о потерянных годах. О разбитых мечтах. О том, что моим детям предстоит пережить развод, как бы я ни старалась их защитить. Я оплакиваю женщину, которой была — доверчивую, любящую, верную. Женщину, которой больше нет.

Вода смывает слезы, но не может смыть боль. Я умываюсь, смотрю на свое отражение в зеркале. Покрасневшие глаза, бледное лицо, темные круги от бессонных ночей в больнице. Тридцать шесть лет — не старая, но уже не юная. Морщинки в уголках глаз, легкая седина в каштановых волосах, которую я старательно закрашиваю. Когда Павел влюбился в меня, я была свежей выпускницей медицинского, с блеском в глазах и верой в светлое будущее.

«Ты самая красивая девушка, которую я встречал», — говорил он тогда. Интересно, говорит ли он те же слова Веронике?

Я одергиваю себя. Нет смысла в этих сравнениях. Дело не во внешности, не в возрасте, не в том, что я недостаточно хороша. Дело в нем. В его выборе. В его предательстве.

Выходя из ванной, я уже знаю, что не устрою сцену, когда Павел вернется домой. Не буду кричать, плакать, требовать объяснений. Я буду играть роль ничего не подозревающей жены еще немного. Мне нужно время, чтобы все обдумать, разработать план, защитить себя и детей.

Потому что теперь я понимаю — мой муж не тот человек, за которого я его принимала. И если он способен на такое предательство, кто знает, на что еще он способен?

К вечеру я загоняю боль глубоко внутрь и надеваю маску нормальности. Готовлю ужин, помогаю Даниилу с домашним заданием, слушаю, как Ника играет на виолончели — Бах, сложная пьеса, над которой она работает уже месяц. Обычная суббота в семье Федорковых. За исключением того, что все это теперь ложь.

В восемь вечера слышу звук открывающейся двери. Павел вернулся. Я делаю глубокий вдох, готовясь к самому сложному спектаклю в моей жизни.

Глава 2

Он входит на кухню, как всегда уверенный в себе, успешный бизнесмен в дорогом костюме. Немного уставший, с легким запахом алкоголя… наверное, был в ресторане. С ней?

— Привет, — говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку. — Как дети?

Я подставляю щеку для поцелуя, и меня не тошнит только потому, что годы медицинской практики научили меня контролировать рвотный рефлекс.

— Нормально, — отвечаю я ровным голосом. — Ника занималась музыкой, Даниил доделывал проект по биологии. Как прошло совещание?

Наблюдаю за ним, за микровыражениями его лица. Легкое напряжение вокруг глаз, еле заметная пауза перед ответом.

— Продуктивно, — говорит он. — Кажется, мы наконец договорились с инвесторами по новому проекту.

Ложь. Раньше я бы поверила, спросила подробности, порадовалась его успеху. Теперь я вижу фальшь в каждом его жесте.

— Здорово, — я выдавливаю улыбку. — Ужин на плите, если голоден.

— Не очень, — он открывает холодильник, достает бутылку воды. — Перекусил на встрече.

С ней, наверное. В том ресторане, где они любят бывать вдвоем. Может быть, он держал ее за руку через стол, как когда-то держал мою. Может быть, они строили планы на будущее — их будущее, где для меня нет места.

— Мама! — кричит Даниил из гостиной. — Иди посмотри, что я сделал!

— Иду! — отзываюсь я, радуясь возможности уйти от этого разговора, от необходимости притворяться.

Проходя мимо Павла, ловлю его взгляд на своем телефоне, лежащем на столе. Он проверяет, не звонил ли мне