На другом берегу любви - Анастасия Ригерман

Разметавшиеся по плечам светлые пряди почти напоминают мои собственные, но нет, я сразу понимаю, что волосы не мои — не та длина, и по фактуре они чуть более тонкие, волнистые. Тогда я решаюсь повнимательнее рассмотреть свои дрожащие руки, на которых не обнаруживаю следов недавнего маникюра, и покрытые мурашками ноги, не знавшие пыток эпиляцией. Волоски на них светлые, и почти не заметные, но все равно, как-то странно.

— Да уж, тут без длинной юбки никак, — произношу с усмешкой, и чужой голос с непривычки режет слух.

Тогда я возвращаюсь к воде и пытаюсь разглядеть в ее поверхности свое отражение. Не зеркало, конечно, но какие-то черты я все равно различаю. На меня смотрит молодая девушка примерно того же возраста, симпатичная, только больно худенькая с виду и изможденная.

«Другой мир, другой порядок вещей, другое тело», — вспоминаю я слова ведьмы, пытаясь хоть как-то себя успокоить. Выходит не очень. Жутковато это все, с какой стороны не посмотри. Куда, интересно, делась хозяйка этого тела, отданного мне напрокат? И где сейчас мое собственное?

Взволнованное сердце барабанит о ребра, пустой желудок на нервах скручивает спазмом, будто это тело десяток лет не кормили. Нужно двигаться и найти людей. Полжизни бы сейчас отдала за тарелку горячего супа!

Подобрав длинную юбку руками, топаю босыми ногами вдоль берега. Не знаю, сколько я так иду, и в правильную ли сторону. Солнце поднимается все выше, вот и платье наконец почти просохло, только в моем поле зрения ничего особо не меняется. По одну сторону высокий лес, по другую — река и почти сразу за ней стена из непроходящего тумана. И чем больше я на этот туман смотрю, тем страшнее мне становится. Ведь не должно так быть по законам физики! Еще со школы помню, что туман — это скопившиеся в воздухе мельчайшие частички воды, но здесь он как будто совсем другой природы. Дьявольщина какая-то и только.

Различив вдали людские голоса, я на радостях прибавляю шаг. Пить и есть хочется ужасно. Не знаю, что за тело мне досталось, но в прежнем я была в разы выносливее. А здесь и от порыва ветра пошатывает. Как сказала бы моя бабушка, не понятно, в чем душа держится.

Когда передо мной появляется небольшая деревянная пристань и рыбацкая лодка, откуда пожилой мужчина достает весла, радости моей нет предела. Там же на берегу показывается и дородная женщина с тазом, в котором она разделывает рыбу.

— Здравствуйте! — кричу, не скрывая счастливой улыбки. — Как же хорошо, что я вас встретила.

— Здравствуй, дочка, — первым отзывается старик и поднимает на меня взгляд невидящих белесых глаз.

Слепой? Ну, точно. Зато женщина, заметив меня, едва в обморок не падает. Смотрит, как на приведение, а еще начинает что-то усердно бормотать и креститься.

— Вы простите за мой внешний вид и это платье порванное, путь был неблизким. Мне бы только обогреться, стакан воды, да кусочек хлеба. Не откажите, люди добрые. А еще подскажите, где здесь «Пропади пропадом»?

— «Пропади пропадом»? Да рядом совсем, почти пришла, — отвечает мужчина, но тут же переключается на свою чудаковатую жену. — Ты чего это, мать? — не понимает он, потому что та, как увидела меня, ушла в несознанку. — Не время молитвы читать. Человек помощи просит, — кивает в мою сторону. — Ступай, принеси молока, да краюху хлеба.

От одном упоминание о еде сводит впалый живот. Ничего, вон как все удачно складывается, и люди здесь какие отзывчивые. Зря на них старшая ведьма наговаривала. Сейчас немного подкреплюсь, отдохну, а там и Егора пойду искать. Все даже проще, чем кажется.

— Да какой она человек⁈ — обретя дар речи, разводит старуха руками. — Это ж Агнешка, утопленница! Я точно тебе говорю! В подвенечном платье как была, так с того света из тумана за нами и явилась.

— Я не из тумана, правда! И никакая я не утопленница, а очень даже живая, — обидно до слез, но кто бы меня слушал.

— Агнешка⁈ — все еще сомневается старик, а его боевая старуха уже выхватывает весло и идет на меня в атаку, оттесняя все дальше к лесу.

— Янка, спускай собак! — орет она во всю глотку. — Нечисть на порог дома явилась. И вилы тащи, да побольше!

Глава 9.2

Ни звука!

ЛЕРА

Происходящее напоминает дурной сон. Нет, нет, со мной просто не может быть такого! Окажись я хоть в теле этой утопленницы, за что огромное «спасибо» старшей ведьме, здравый смысл должен в конечном счете победить. Ведь так?

Отступая все дальше к лесу, не знаю на что и надеяться. Может, на ту самую Янку? Вдруг, эта старуха не в своем уме, а остальные люди здесь вполне нормальные?

Вот только стоит споткнуться, как по голове жестко ударяют веслом.

— Господи, вы что творите⁈ — вскрикиваю я от ужаса и боли. Накрываю место удара, и вижу на ладони отпечатавшийся кровавый след. — За что вы так со мной? Решили мне череп проломить? Говорю же, живая я. Вот, сами посмотрите, — показываю на кровь, но для одержимой старухи это не доказательство.

— Неужто думала, я тебя не признаю! — гневно плюет в мою сторону. — При жизни никому из мужиков прохода не давала, так еще и с того света воротилась! Уходи откуда пришла, чтобы глаза мои тебя не видели!

Прибежавшая с вилами Янка оказывается не многим старше меня. Румяная, круглолицая, с темной косой. С виду миловидная девчонка, да только по характеру ничуть не уступает своей сбрендившей бабке. Не увернись я вовремя в сторону, так с разбегу и проткнула бы меня вилами.

— Помогите, убивают! — кричу я, продолжая отступать в лес, и это несколько сбивает с толку моих преследовательниц, словно в их головах наконец мелькает сомнение, что они приняли меня не за ту. — Вилы опустите, ухожу я, ухожу.

— Ба, смотри, да у нее, и правда, кровь. Разве у мертвяков такое бывает?

— Глаза разуй! Она ж ведьма, — не остается в долгу старуха. — Голову тебе затуманила, вот и мерещится. Ведьма! Сжечь ее!

Стоит повернуться к ним спиной, как в нее почти сразу летят камни. А еще вдали отчетливо слышится собачий лай.

— Господи Боже, помоги мне пережить этот день, — шепчу сухими губами, переходя на бег.

Из разбитой головы продолжает струиться кровь, в голые ступни врезаются острые камни и шишки, пустой желудок скручивает от боли, но я несусь, что есть сил, в самую чащу леса, подгоняемая пронзительным лаем и набежавшими людьми с зажженными факелами.