Чудесные рисунки боярышни-актрисы - Василиса Мельницкая

Дневник матери она, пожалуй, выучила наизусть. Из рук не выпускала. И читала всякий раз, стоило матушке задремать или заняться каким-нибудь рукоделием.

А Владимира Мира игнорировала. Безусловно, они общались. Вежливо, в рамках приличий. Сближения же, на которое рассчитывал Владимир не случилось. Мира держала его на расстоянии. И матушка ей потворствовала. Она Миру ни на секунду не оставляла!

Так что Владимир страдал. Всю дорогу. Молча. Скрытно. Но…

Из документов, что передал отец, о Лукоморье удалось узнать немногое. Границы территории, населенные пункты. Примерная карта местности. Точной, как описал составитель, нет, ибо местность имеет привычку меняться по собственному усмотрению. Или по велению хранительницы. Не глобально, разумеется, но вместо озера может возникнуть болото, вместо холма – овраг, вместо песчаного берега – скалы.

Карты острова Буяна и вовсе нет. Известно только, что на нем растет Мировое дерево. Дуб, судя по описанию некоторых очевидцев.

Или вот… генеалогическое древо хранительниц Лукоморья, за последние триста лет. Что было раньше, сие неведомо. Хотя есть еще переписанные из старинных летописей сказания о возникновении острова Буяна. И вроде как руку к этому приложили двое: Даждьбог и Жива.

Интересно. Даже любопытно. Но никакой практической пользы. Хотя Жива – это неудивительно. И понятно, отчего богиня позаботилась о хранительнице.

Море Владимир почувствовал раньше, чем оно появилось на горизонте. Большая вода всегда ощущалась по-особенному. И ветер нес запах водорослей и рыбы. И кожу словно покалывало иглами.

Они остановились на высоком холме, откуда открывался чудесный вид. Владимир и Мира вышли из экипажа, а матушка отказалась. Проворчала, что насмотрится еще на синие дали.

- Ты… слышишь? – спросила вдруг Мира.

- Ветер поет? – уточнил Владимир.

- Нет. То есть, и ветер тоже. Но… вибрирует. И звенит. И как будто… на гуслях… и колокольчики…

Гуслей Владимир не слышал. Но охотно поверил, что Лукоморье встречает долгожданную хозяйку по-своему. Торжественно. С оркестром.

Глава 17

Глава семнадцатая, в которой Любомира прибывает в Лукоморье

Вид с холма или, скорее, невысокой горы, открывался наикрасивейший. На склоне – лес. Местами зеленый, хвойный. Кое-где еще буро-желтый, с красными крапинками. Частично голый, скинувший листья. В Москве, наверное, снег уже выпал, а тут еще тепло, еще осень. Полоска песчаного берега с редкими черными «зубами»-камнями. И дальше, до самого горизонта – темно-синее море с белыми гребешками волн.

Мира видела море впервые. В детстве отец их с мамой на курорты не отправлял. Вольку с братьями Лидия Алексеевна возила на Кавказ, а Мира все лето проводила на даче в Малаховке.

«Динь-динь! - пел в ушах ветер. – Дон-дили-дон!»

- Поедем? – предложил Владимир. – До Мореграда еще час добираться.

Мира кивнула, и Владимир помог ей забраться в экипаж.

Лукоморье ей уже нравилось. И, кажется, оно отзывалось, встречая наследницу Загорских. Иначе воздух на вкус не казался бы сладким, ветер – звенящим, а из-за туч не выглянуло бы солнце.

Жаль, что в мамином дневнике не нашлось ничего, что помогло бы Мире разобраться в обязанностях хранительницы. Зато стало понятно, каким человеком была мама, почему так тяжело болела и почему не занималась воспитанием маленькой Любаши.

Мама писала живо, ярко. Она собиралась отдать дневник дочери в день ее совершеннолетия. Мира сбежала из дома раньше, потому ничего и не узнала. Мама не успела.

Со страниц дневника она словно разговаривала с Мирой. Делилась тем, что ей довелось пережить. Объясняла, отчего вела себя холодно и безразлично.

Маму выдали замуж рано, в шестнадцать лет. И разница в возрасте с мужем была огромной. Он казался ей стариком. И все, чего он хотел – это наследника с кровью хранительниц Мирового дерева. Он считал, что это укрепит род Яковлевых, сделает его значимее, сильнее. А до Лукоморья ему дела не было. И вообще, женщина должна слушаться мужа, жить при муже, заниматься хозяйством и воспитывать детей. Какая еще хранительница земель?!

Мама могла ей стать. Муж не позволил. Дар не просто запечатали, вырвали с корнем. И не без помощи темного ведовства. С тех пор маму стала мучить мигрень, и жизненные силы потихоньку утекали.

Она родила дочь. Яковлев был недоволен, но выгнать жену с ребенком не мог, это сочли бы неприличным, недостойным. Он запретил жене рассказывать дочери о Лукоморье, запретил как-то влиять на нее, воспитывал по собственному разумению. И надеялся, что дочь когда-нибудь родит ему внука. Наследника с «правильной» кровью.

Деспот и тиран. Других слов для отца у Миры не находилось. Будь она моложе, пролила бы над маминым дневником немало слез. Но собственный жизненный опыт подсказывал, что прошлое уже не вернуть. Все случилось… как случилось. И, наверное, ей даже повезло, что хватило решимости сбежать из дома.

Да, определенно повезло.

Прошлое не изменить, но сейчас рядом Волька, ее первая и единственная любовь. Мира специально держала его на расстоянии, пользуясь покровительством Лидии Алексеевны. Ей нужно время, чтобы… осознать. Все же это непросто, столько лет жить без надежды, а потом…

И наследство это непростое. И любимый мужчина рядом. Все так замечательно, что во всем видится подвох.

Но теперь, пожалуй, Мира готова к разговору с Владимиром. Вот доедут, устроятся и…

Дом Загорских стоял на склоне горы. Дом? Дворец. Огромный, воздушный, с белыми мраморными колоннами, обрамляющими портик. С мраморными же статуями в парке, окружающем сей дворец. Когда экипаж ехал по дорожке, ведущей от ворот к портику, Мира успела заметить и фонтаны. Похоже, их отключили на зиму.

- Это… моё? – спросила Мира, обращаясь к Владимиру.

- Боюсь, что нет, - вежливо ответил он. – Когда-то дом принадлежал твоей прабабке, а бабка, унаследовав его, передала младшей сестре. Хозяин тут Красибор.

- Тогда зачем мы…

- Он пригласил остановиться тут. Гостиниц… Приличных гостиниц в городе нет. Простые люди, бывает, приезжают, если из ближайших окрестностей. Купцы по торговым делам, например. А знать тут не появляется.

Знать? Это она, Мира, знать?! Хотелось расхохотаться в голос.

Красибор лично вышел встречать гостей. Одет он был во все черное, но вид имел бодрый, радостный.

- Сестра! – воскликнул он, едва Мира спустилась из экипажа. – Наконец-то! Дай я тебя обниму!

Возразить Мира не успела, ее стиснули в крепких братских объятиях.

Сзади тихо кашлянул Владимир. Еще по дороге они договорились, что он подаст знак, как Мире лучше себя вести с новыми родственниками. И, выходит, радость Красибора не искренняя?

Впрочем, Мире и самой это показалось.

- Братик! – взвизгнула она,