Развод. Нож в спину - Алиса Вишня

— О! Круто! Ты согласилась?

— Нет! Обещала подумать!

— Мамуль, послушай! Это ты правильно, что «подумать». Нельзя сразу соглашаться. Но и не тяни! Если он действительно хороший — соглашайся! Только, чтобы мошенником не был! Он, случайно, не бедный студент?

— Он богатый доктор среднего возраста! — смеюсь я в ответ — Мой бывший одноклассник.

— Тогда соглашайся быстрее! — говорит дочка, желает мне сладких снов, и отключается.

С моих плеч падает последний, самый тяжелый камень. Моя дочь счастлива за меня.

Мишка выходит из ванной, и обнимает.

— Все хорошо? — спрашивает он.

— Да! — улыбаюсь, прижимаясь к его груди — Теперь все абсолютно хорошо. И знаешь, я уже подумала! Я согласна стать твоей женой!

Глава 20

Мы возвращаемся домой, но счастье не кончается. И лето не кончается. Из жаркого, соленого побережья мы приезжаем в такое же жаркое, залитое густым медом солнца городское лето. Воздух в городе, конечно, другой — пахнет не магнолиями, а раскаленным асфальтом и тополиным пухом, но от этого он не становится хуже. Он просто другой. Он — домашний.

Я выхожу на работу, и моя страховая компания больше не кажется мне постылой, душной клеткой. Наоборот, я с удивлением обнаруживаю, что она мне нравится. Мне нравятся мои коллеги, которые встречают меня сочувствующими вздохами и расспросами о здоровье. Мне нравятся мои обязанности, эта рутинная, но такая понятная работа с бумагами и цифрами, которая приводит мысли в порядок. Мне нравится даже мерный гул офисной техники и запах кофе из общей кофемашины.

Но, теперь я не засиживаюсь допоздна, чтобы оттянуть момент возвращения в чужую квартиру. Я стараюсь слинять с работы пораньше, бросая на часы нетерпеливые взгляды, потому что знаю — меня ждут.

Мою машину наконец-то отремонтировали. Счет оказался внушительным. Миша оплатил его, не сказав мне ни слова, просто привез машину к подъезду и протянул ключи. Но я настояла, что беру у него эти деньги в долг, и даже написала ему расписку.

— Зайцева, ты с ума сошла? — возмущается он — Какие еще расписки?

— Никаких «каких»! Это важно! — твердо отвечаю я.

Мне действительно важно чувствовать, что я стою на своих ногах. Что я не приживалка, не обуза. Что я могу сама.

И наконец, наступает день, которого я ждала и боялась одновременно. Рома и Яна возвращаются. Встречаю их в аэропорту, и сердце колотится где-то в горле. Вот они выходят из зоны прилета. Яна катит чемодан, а рядом с ней… рядом с ней идет мой сын. Сам. Без костылей, без палки, не держась за сестру.

Он похудел, осунулся, на скулах проступают резкие тени, но в глазах его — жизнь. Не тот стеклянный, отрешенный взгляд, который я видела перед больницей, а живой, теплый, осмысленный.

Я бегу к ним. Мы обнимаемся все вместе, и долго так стоим, не в силах разомкнуть рук. Я плачу, смеюсь, целую их лица, глажу Ромкины волосы, которые успели немного отрасти.

И мне плевать на снующих мимо людей, на объявления по громкой связи. Весь мир сузился до этого маленького, теплого круга. Моя семья. Мои дети. Они здесь, они со мной.

У Ромы все хорошо, он практически здоров. Реабилитация прошла успешно, впереди — только регулярные обследования. О Нике мы не говорим. Словно ее никогда и не было в нашей жизни. Рома съезжает со съемной квартиры, где все напоминает о предательстве, и с помощью Яны быстро находит другую, подальше от старых воспоминаний. Об Игоре мы тоже не говорим. Он исчез из нашей жизни также легко, как и с наших совместных фотографий.

Вечером знакомлю детей с Мишей. Волнуюсь, как школьница, представляющая своего первого мальчика строгим родителям.

Мы сидим в его маленькой кухне, пьем чай. Мишка, как всегда, травит какие-то байки из своей врачебной практики, смешные и немного циничные. И я с облегчением вижу, как теплеют глаза моих детей.

Он им нравится, и они почти сразу находят общий язык. Мишка же он такой… душа компании. Простой, открытый, без всякого пафоса. Таким и был всегда.

Рома серьезно смотрит на Мишу, и тихо говорит мне:

— Мам, кажется, он хороший мужик.

Потом подходит к Киселеву, и протягивает ему руку.

— Спасибо, что помогли маме, Михаил Сергеевич.

— Просто Миша! — улыбается Киселев, пожимая его ладонь — Да и как не помочь? Не чужие! За одной партой столько лет сидели!

Миша тоже знакомит меня со своим миром. Приводит в компанию своих друзей, таких же врачей, как и он. Собираемся на чьей-то даче, жарим шашлыки… И он с такой гордостью представляет меня: «Это Катя. Моя Катя». Не «моя девушка», а именно «моя Катя». И от этих простых слов чувствую, как у меня за спиной расправляются крылья.

А потом он знакомит меня со своим сыном. Андрей, пятнадцатилетний подросток, оказывается до невозможности похожим на своего отца в юности. Такой же высокий рост и широкие плечи, те же упрямые вихры, тот же насмешливый взгляд серых глаз. Но в отличие от моих детей, которые приняли Мишу сразу, Андрей относится ко мне настороженно. Смотрит исподлобья, на вопросы отвечает односложно, всем своим видом показывая, что я здесь чужая.

— Ничего, подружитесь! — уверенно говорит Миша, когда я делюсь с ним своими переживаниями.

Я тоже очень хочу подружиться с этим колючим мальчиком. Мне кажется, я его уже люблю. Просто потому, что он — сын Миши.

Оказывается, раньше Миша забирал Андрея на каждые выходные. Они ходили в походы, на рыбалку, в парк аттракционов, или просто валялись на диване и смотрели телек.

А теперь ему некуда забирать сына — в его однушке обитаю я. Мне становится неловко, я чувствую себя захватчицей. И снова подумываю о том, чтобы снять квартиру, чтобы не мешать им.

— Надо новую квартиру покупать, трешку! — заявляет Миша вечером, будто читая мои мысли. Он сидит за столом и что-то чертит на листке бумаги — Семья-то у нас теперь большая. Спальня нам, комната Андрюхе, комната — гостевая, для твоих. Или дом? Как думаешь?

— Никогда не жила в доме! — улыбаюсь я — Но… думаю, там хорошо. Можно и дом.

Я подыгрываю ему, зная, что таких денег у него нет. У меня — тем более. Это просто мечты, разговоры на кухне.

Но