Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 - Кира Туманова

Поворачиваюсь резко, волосы, взметнувшись, ложатся на плечи. Гневно наставляю на него палец.

- Не смей, Рейгис! Я больше не та стеснительная дурочка, над которой ты издевался в Универе. И не робкая официантка, которой можно запудрить мозги. Я сама без вашей гнилой семейки управляю своей жизнью. И мне ничего от вас не надо! Подавись деньгами своего мерзкгого папаши, я не возьму от него ни копейки.

Кир задрав голову вверх, выдаёт циничный хохоток, продемонстрировав отличные зубы.

- Не возьмешь, а прибежала! Кому ты рассказываешь, Ромашина! Или как мне теперь тебя называть? Арина Рейгис? Сестрёнка?

Кровь бросается в голову. За секунду предолеваю расстояние до него и хлестко луплю по щеке. Голова Кира дёргается, он бледнеет и закусывает губу.

- Всё повторяется, правда, Ромашка? – Вновь ухмыляется.

Пытаюсь отступить, но он обхватывает меня за запястье раненой рукой. Почему-то я думаю, что сделаю ему больно, если буду дёргаться и замираю.

– Я помню, когда ты ударила меня также. Давно, шесть лет назад. Я тоже был слегка пьян, а на улице шёл снег. А ещё ты тогда танцевала...

Тяжело дышать, перед глазами всё расплывается из-за пелены слёз.

- Только есть одна большая разница, Арина. – Кир садится на подоконник и дергает меня к себе. Я так близко, что чувствую его тепло. – Я сейчас не столько пьян, сколько устал. Как же меня всё задолбало!

Со страхом смотрю на кровавые следы на его костяшках.

- Кир, ты же ранен...

- Похрен, - на выдохе кривится, зажимает рот свободной ладонью и выдерживает пару секунд. – Мне на всё похрен, Арина. Можно я тебя обниму, как сестру?

Он наконец-то отпускает мою ладонь, и я замираю, как военнопленный, с поднятыми вверх руками. А Кир облапывает меня, и тяжело вздыхает на моей груди.

- Ты – моя сестра, надо же! – Сипло хрипит.

Боюсь шелохнуться. Что это с ним? Совсем свихнулся?

- Как хорошо, что у нас не было ничего. Я бы застрелился. – Вздыхает.

Не выдерживаю и отталкиваю его. Он спиной падает на стекло, но успевает удержать равновесие.

- Как же ваша семья достала меня! Ты, твой тупой папаша! Вы оба! Ты сидишь сейчас, пускаешь пьяные сопли и жалеешь себя.

- Я жалею тебя...

- Меня не с чего жалеть!

- План твоей мамаши сработал, тебе обвалилось наследство, и ты собираешься от него отказаться, чтобы показать мне, какая ты красивая благородная, угадал?

- Ваша семья – высшая степень идиотизма. Даже после смерти папаша продолжает тебя воспитывать, оставил тебе дело, на котором надо пахать. Ты понимаешь, он тебе не доверяет. Нисколечко!

- Зато тебе перепало всё, я смотрю. Будто это замолит его грешки.

- Я не возьму!

- И останешься нищей убогой дурой?

- Что?

Вторая рука взлетает в воздух, и он перехватывает её на лету.

- Всё повторяется, Арина. История ходит по кругу, ты не находишь? – слегка приподнимает тёмную бровь. – Только обрастает новыми трагичными деталями.

- Ты ошибаешься! – Поднимаю подбородок и смотрю ему в глаза. - Я не собираюсь в этот раз страдать и биться за правду, восстанавливать справедливость и прочее. В прошлый раз я за это огребла. От тебя, – Щурюсь. – Я не повторю своей ошибки. Я заберу деньги.

- Чтобы мне не достались? – он ржёт в голос.

- В том числе. Тебе не доверял собственный отец.

Не обращая на него внимания, иду обратно. Я вступлю в это наследство. Сейчас я готова взорвать весь мир, лишь бы ему досадить!

- И теперь не доверяет сестра... – летит мне в след. – Вообще плевать я хотел!

Я захожу обратно в комнату. Думаю, Волков слышал наш разговор. Потому что показывает мне на моё место.

- Садитесь, Арина. Надеюсь, вы правильно поняли условия завещания?

Я киваю. Меня трясёт, а на запястье кровавые следы от руки Кира.

Глава 19.

В богатстве и бедности чувства обнажают свою сущность

Кир

Я покидаю это шоу конченных дебилов. Не собираюсь задерживаться ни минуты.

Внутри всё бурлит от сдерживаемого гнева.

Какого хрена она вообще побежала за мной? Решила опять поиграть в мать Терезу, показать, какая она благородная и честная?

Типо забирай всё, мне ничего не надо?

Хрен там! Заберёт все, как миленькая. Мамаша её алчная подсуетится. Подумаешь, фамилия! Кто такая Ромашина? От этой фамилии за версту несёт провинцией.

Потираю сбитый кулак, с удивлением смотрю на кровь на ладони.

Чёрт! Когда я ехал сюда, то представлял всё немного по-другому. Думал, что смогу сдержаться. Послушаю, поставлю грёбаную подпись и уйду. Хрен-то там!

Меня злит не то, что отец передал практически всё Арине. Мне злит то, что её маман добилась того, чего хотела, пусть даже спустя годы.

А ещё неимоверно бесит, что отец даже после смерти умудрился плюнуть мне в лицо. Лучше бы ничего не оставлял, сам бы справился. Чем вот это унизительное – «десять лет управления».

Не удивлюсь, если сейчас толстый жук и прочие заслушивают продолжение этого опуса в стиле «... ибо пусть покажет, что этот болван на что-то способен и радуется, что я не оставил ему овощной киоск на тех же условиях.»

А Арина сидит рядом и тусклые блики мерцают в её волосах при каждом одобрительном кивке.

Не сразу соображаю, как выбраться из коридора, долблюсь в дверь, пытаясь дёрнуть её на себя. Какой-то мужик, легко открывает дверь в другую сторону и с подозрением смотрит на меня через плечо.

Между лопаток жжёт от его пронзительного взгляда. Наверное, хочет вызвать охрану.

«Внимание! В нашем супер-пупер здании замечен обдолбанный окровавленный придурок в дурацкой футболке»

Привыкай, Кир! Ты теперь часто будешь видеть такие взгляды. Сын, преданный отцом. Парень, родившийся с золотой ложкой во рту, и сломавший о неё зубы.

Хлопаю дверцей пассажирской двери так, что трясутся стёкла.

Эльза отвлекается от подкрашивания губ, поднимает козырёк с зеркальцем. Меня всегда раздражало это точечное подёргивание кисточки, будто она не свисток свой малюет, а создаёт картину в технике пуантилизма.

- Как всё прошло? – Аккуратно вставляет кисточку во флакон и завинчивает крышку.

- Нормально, - отворачиваюсь и смотрю в окно.