Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 - Кира Туманова

Забинтованная правая нога саднит, напоминая мне, что я жива, и всё происходящее – реально. И я до боли впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы удержаться и не доставить присутствующим удовольствие своим обмороком. Это немного приводит меня в чувство.

- ... завещаю в фонд помощи «Возрождение», с условием, что средства будут потрачены на детей с диагнозом глиобластома головного мозга...

Один из мужчин слегка приподнимается, кивнув. А я думаю, что почивший похотливый козёл и здесь отличился. Наверное, сам умер от этого, и решил спасать детей именно с этим диагнозом. Будто другим помощь не нужна. Перевел бы все в фонд, в гробу я видала его деньги.

До последнего не хотела ехать на оглашение завещания. У меня даже не было сил на это. Я почти не спала. Просто сидела и думала. Вспоминала, крутила в голове, и снова думала. При этом искренне надеялась, что сошла с ума или мне почудилось мамино признание.

Мама виновато скрипела половицами под дверью, но я не могла её видеть.

Внутри меня разрывала пустота, разум отказывался принимать очевидное. Столько лет жить во лжи! Это страшно.

Кир знал всё, потому так странно вёл себя. Причём, узнал недавно! Это стало мне абсолютно очевидно. И тоже не решился сказать правду.

Я одна не в курсе, как дура! Наверное, даже Эльза знает. Чмокнула будущую родственницу в щечку... При одном воспоминании меня передёргивает.

Утром я встала с кровати, оделась и сварила кофе. Я решила, если не появлюсь – покажу свою слабость. Кир явно в курсе, что меня пригласили на оглашение. Не прийти – сознаться, что я жалкая неудачница, которую все водили за нос долгие годы.

Пусть считает, что и на похороны я пришла, зная обо всём. Почему-то мне это важно. Может быть, потому что я вечно в отстающих по информации? Все распоряжаются мной, как хотят. Решают, что мне стоит знать, а что нет. Мне надоело!

Не пойду – опять что-то упущу, в очередной раз стану пешкой в чьих-то играх.

Ещё один мужчина привстаёт, кажется что-то ушло в другой фонд? Мне не интересно, сколько... Я здесь не для этого. Сколько этот похотливый козёл мог сделать хорошего за свою жизнь! И так бездарно прожил её. Воспитал подонка, изнасиловал женщину... Может быть, даже не одну.

Сижу, потирая ледяные руки. В комнате не холодно, но меня знобит. В голове гудит от усталости и переживаний. Тупо разглядываю массивный дубовый стол, на большее меня не хватает.

- Оставшиеся на счетах деньги, а также нижеследующее движимое и недвижимое имущество, причитаются моей дочери... – Вздрагиваю! – Арине Константиновне Ромашиной...

Взгляды всех присутствующих обращены на меня. Волков перечисляет какие-то метры, квартиры, машины, а я не понимаю.

-...При условии, что она будет носить мою фамилию и отчество, и не сменит фамилию после замужества.

Я сглатываю так громко, что, кажется, слышно на улице. Смысл сказанных слов доходит до меня медленно.

Кто-то из мужчин хочет что-то сказать, но Волков предостерегающе поднимает руку, призывая к тишине.

- Моему сыну, Кириллу Станиславовичу Рейгису, я оставляю кампанию «ФармаФьюжн»...

- Что? - Кир вскакивает, - впервые слышу о таком.

Волков недовольно смотрит на него поверх очков:

- Подождите, вы не дослушали. – Поверенный раздосадовано бегает пальцем по бумаге, пытаясь найти нужную строчку. – Без права продажи или дарения третьему лицу кампании в течении десяти лет.

- Я не понял, - Кир так и стоит. – Что это за фигня? Мне не нужна его кампания, и деньги его тоже... Мне вообще ничего не нужно! Объясните!

В сердцах грохает кулаком по столу, и я поднимаю на него глаза. Кир тяжело дышит и так бледен, так, что его неуместная бордовая футболка с надписями, словно вытянула из него все краски.

И до меня доходит... Кир тоже на грани! Может быть, ему даже хуже, чем мне. Он ведь любил своего отца. Скорее всего, новость об обретении сестры сильно шарахнула по нему. Он и эту футболку надел в знак протеста. Наверное, был готов отказаться от наследства. Но кажется, папаша это предусмотрел и приготовил ему знатный сюрприз.

- Мне тоже ничего не нужно, - произношу невесомо. Мой голос звучит, как комариный писк. И тогда я тоже встаю и повторяю более уверено. – Я отказываюсь от всего. Не хочу носить эту фамилию.

Глава 17.

Он был грациозен, обаятелен и чертовски привлекателен! Одним словом — пьян!

Кир

В кабинете царит легкий полумрак, здесь все выдержано в английском сухом стиле – дерево, кожа, бра на стенах.

Даже Волков, я помню его, одет, как будто явился с похорон королевы – торжественно и мрачно.

Арина тоже в чем-то сереньком, её светлые волосы отливают золотом, но я не смотрю на неё. Не хочу!

Я вообще ничего не хочу, и сюда припёрся только потому, что Эльза притащила. Не поленилась, привезла меня, и теперь ждёт в машине внизу.

Вдавливаю пятую точку плотнее в кресло и крепко стискиваю зубы в ожидании. Толстый жук рядом с Ариной кликает ручкой. Мне хочется отобрать у него эту ручку и вонзить ему в глаз или в колено.

Задолбал. Я и так на грани! Ещё один клик, и я не выдержу, взорвусь!

Поправляю ворот футболки. Мне душно.

Эльза так неодобрительно косилась на мой наряд. Фыркнула что-то вроде «Не слишком ли кринжово?»

А мне пофиг! Мой отец был клоуном, он другого не заслужил.

Я и так вынес больше, чем хотел – вёл себя прилично на похоронах. И даже речь произнёс, не помню о чём. Я был пьян.

Если кто и заметил это, то не осудит. Для скорбящего сына – нормальная реакция. А и осудит – похрен!

Отец хотел, чтобы на его похоронах было много людей. Так трясся над своей репутацией, а сам заметал под коврики собственные грязные секреты и тайны.

Старый мудак! Ненавижу его!

Знала его любовница – мамаша Арины, мерзкая баба в грязных обносках. Знал сам папашка! Зачем надо было врать мне? Отец постарался отвадить меня от Арины – отослал в другую страну, вёл липовые соцсети от её имени. Не лень же было?

Казалось бы – просто сядь и поговори с сыном. Но нет! Главное, сохранить репутацию, а терзаюсь ли я или нет, ему было все равно.

Вот и мне