Все потерянные дочери - Паула Гальего

Интересно, не это ли — тревожность, боль, страх — проявление нашей связи? Когда она зажгла в небе те фонари, я почувствовал вспышку, какой-то зов, как будто она ждёт меня по ту сторону моста, и её магия — тёплая, зовущая. Если раньше я любил магию, что была в ней, то теперь, после того как между нами появился этот узел, чувство стало ещё ярче. Наверное, так же, как и страх её потерять.

Она прекрасна, пока спит. И она здесь. В безопасности. В этих покоях, где мы вместе с той самой ночи, когда я ослушался Эрио.

— У меня не было выбора, — шепчу я, будто он всё ещё может меня услышать.

Одетт издаёт тихий звук и слегка ворочается, сильнее прижимаясь к подушке, которую обнимает. Один глаз приоткрывается, она лениво смотрит на меня и одаривает меня сонной, мягкой улыбкой, прежде чем снова закрывает глаза.

Что-то тёплое разливается в груди, сметая остатки кошмара. Я тянусь и провожу рукой по её спине. Она мурлычет в ответ, как кошка.

— Ты что-то сказал? — спрашивает она хрипловато.

— Доброе утро, — отвечаю.

У неё тёплая и мягкая кожа. Простыни прилипли к её телу, обнажённая спина, та самая нежная улыбка на губах, которые я целовал до изнеможения… Всё это — дар для чувств, подарок, которого я не достоин.

Одетт поворачивается ко мне, ничуть не заботясь о том, чтобы прикрыться.

— Доброе, — бормочет она.

Её руки тянутся ко мне, обвивают мою шею и тянут вниз, ближе. Я пытаюсь удержаться, упираюсь ладонями по обе стороны от её тела… но не могу. И падаю, оказываясь на ней — грудь к груди, дыхание к дыханию.

Она дарит мне поцелуй — мягкий, тёплый, как вечер у костра. А мои губы отвечают ещё до того, как я принимаю решение: поцелуй становится глубже, сильнее, длиннее. Я чувствую, как она тает подо мной.

Её руки скользят по моей талии, по спине. Пальцы запутываются в моих волосах, удерживают моё лицо, чтобы целовать меня, и её ноги обвивают мои бёдра, прижимаясь крепче.

Это происходит почти невольно, будто между нами нет ни одного лишнего движения, ни одной мысли. Просто было: поцелуй. А потом — уже нечто большее.

Я чувствую, как всё внутри меня вспыхивает, горит под кожей, словно ток в венах. И я не могу оторваться. Я не хочу.

И тогда — окончательно — холодная тень Эрио исчезает.

Когда мне наконец удаётся подняться с постели, я сразу же принимаюсь за дело.

Завтра мы отправляемся в Илун. Мы решили идти налегке. Нам не нужна армия, чтобы прикрывать нас — она нужна Эрее. Мы предполагаем, что войска Львов отступили в Ликаон, где они всё ещё сильны на территории Волков, поэтому наша армия останется охранять границу. Мы также отправили отряды на стыки с Лиобе и Бельцибаем — на всякий случай. Обстановка какое-то время будет напряжённой.

В этот вечер я жду перед временным госпиталем, пока не появляется Аврора. Эдит выбрала старое капище для его обустройства. Не знаю, какому богу оно было посвящено до того, как его заняли Моргана и Аарон; теперь от него остались только каменные плиты, в каждую из которых высечен герб с головой льва.

С поля перед зданием я наблюдаю, как раненые с ожесточением разрушают эти эмблемы. Молодой солдат с рукой на перевязи изо всех сил лупит по камню второй рукой, женщина с повязкой на левом глазу работает чем-то вроде зубила, старательно обезображивая львиное лицо.

Моя сестра замечает меня сразу, как выходит. Она вытирает руки о подол жёлтого платья. — Интересный выбор цвета для работы в госпитале, — замечаю я, хотя на ней и правда нет ни пятнышка крови. — Пока я не принимаю тяжёлых раненых, — отвечает она и с лёгким вздохом опускается рядом со мной в траву. Прикрывает глаза от солнца, положив руку на лоб. — С трудом в это верится. Она улыбается и поворачивает голову ко мне. — Вы уезжаете завтра. — Это не вопрос. — Война не окончена, — говорю я. — Надо подготовиться к последнему бою. — Почему ты так уверен, что он будет последним? Я задумываюсь. — Потому что я хочу в это верить.

Она едва заметно кивает и приподнимается, становясь вдруг серьёзной. — Одетт едет с тобой? — Да. — Хорошо, — кивает она, будто сама себе. — Ты ведь справишься? — спрашиваю. — У тебя нет мысли последовать за нами?

Аврора поднимает тёмные брови и ухмыляется. — Аврора, — говорю строже. — Скажи мне прямо.

Она вздыхает. — Нет. Я не собираюсь за вами. — Заметив, как облегчённо я выдыхаю, она кривит губы. — Но, может, передумаю завтра. Или послезавтра. Или… Я толкаю её в плечо — не сильно, но достаточно, чтобы она потеряла равновесие и завалилась обратно в траву. Она смеётся, озорно замахивается на меня, но я успеваю вскочить на ноги и отойти. — Мы всё-таки возле госпиталя, Аврора. Пожалуйста. Она одаривает меня убийственным взглядом, делает шаг вперёд… и замирает. Её лицо смягчается.

— Береги себя, — тихо говорит она. — Если я снова тебя потеряю… — Ты меня не теряла.

Меня накрывает воспоминание — костёр в ночи. Запах горящего мяса. Звук крови, тающей в бледном снегу.

— Ты был мёртв, Кириан, — говорит она, и ветер играет складками её платья. — Трое целителей подтвердили, что у тебя нет пульса. Нирида оттирала кровь с твоего лица. Твои люди принесли сотни монет к твоему погребальному алтарю. А когда нам сообщили… когда Эдит разрыдалась, я подумала, что в тот день потеряю ещё одну сестру.

Я с трудом сглатываю. Я понимаю, как это больно. — Прости, что заставил вас пройти через это. — Это было ужасно, — признаётся она, кладя ладонь на горло. — Ты не можешь себе представить. Что-то в ней сломалось. Ломкий щелчок — как у ветки под сапогом. Я видела это в её глазах, Кириан. — Она смотрит прямо на меня. — Если мы потеряем тебя снова, я потеряю и её. И останусь одна. — Этого не случится. — Случится, — отвечает она уверенно. Она действительно в это верит. И от этого у меня всё сжимается внутри. — Так что не умирай. — Я не умру.

Она улыбается печально, потому что знает: я не могу пообещать такого. Знает, почему я сражался тогда — и почему сделаю это снова. Понимает: моя жизнь зависит от меня самого, от умения владеть мечом, от верности моих людей, от рассудительности. Но ещё — от удачи. Оттого, кто окажется моим