Счастливы вместе - Мари Соль

Моя первая менструация наступила в пятнадцать. А первый партнёр был ровесником. Оба не знали, что делать! Оба хотела друг другу понравиться. Оказалось, что он тоже девственник. Так что, увы…

К свадьбе я подошла уже «с опытом». Если можно назвать таковым двух партнёров. Кроме первого, был аспирант, чуть постарше меня. Мы с ним даже встречались потом пару месяцев.

Наш первый секс с Ромиком был фееричным. Набивать себе цену, тянуть, распалять аппетит — прерогатива женского пола. Но это, как правило! Меня же Ромик окучивал долго. Целовал до того, что домой было стыдно идти! Губы красные, пухлые, как помидоры. Потом поцелуи его опускались всё ниже, а руки при этом терзали, массируя тело сквозь ткань.

— Ну, пожалуйста, — взмолилась я как-то, потрогав сквозь джинсы его твёрдый член.

— Что? — выдохнул Ромка мне в губы.

— Пожалуйста, Ром, — прошептала, представив, как этот огромный, горячий и твёрдый… войдёт в меня весь, целиком.

— Что? — улыбнулся он, взяв двумя пальцами мой подбородок.

— Я хочу тебя, — закрыла глаза, признаваясь во всём. Потянулась к его крепкой плоти.

— Как сильно? — поймал мою руку.

Я стиснула пальцы, направила внутрь своих трусиков. Которые он до тех пор не снимал.

— Потрогай, узнаешь, — шепнула.

Он тронул… И я сразу кончила. Игрок! Чёртов грязный засранец. Он тогда уже знал, как меня соблазнить.

Телефон надрывается. В рабочее время я ставлю его на беззвучный. Это Окунев! Лёгок на помине.

Беру трубку:

— Что?

— И тебе доброе утро, родная! — говорит он.

С утра не увиделись. Когда я проснулась, его уже не было! А может быть, вовсе домой не являлся? Мы давно в разных спальнях ночуем. Детям «поём», что отец их храпит. Портит воздух. В общем, всячески портит мне жизнь! Не могу я с ним спать. Не могу.

— Ром, говори, у меня пациенты, — тороплю я его. Хотя на самом деле в кабинете сейчас никого.

— Есть одна тема. Через десять минут буду в клинике, — говорит на том конце провода муж.

— В смысле? — я хмурюсь, — Зачем?

— Передам документы, — отвечает он коротко. И кладёт трубку раньше, чем я успеваю спросить что-нибудь.

«Документы», — встревожено думаю я. Неужели, он сам предпочёл дать развод? Ох, навряд ли! Но чудеса ведь случаются? Вот сейчас привезёт договор о разводе. Подписанный им договор! И останется только поставить автограф. Вот только зачем мне свобода, теперь?

Я смотрю на смартфон, а затем на себя в отражении стекла. Взгляд задумчивый, волосы собраны в «гулю». Я сегодня опять вышла в брюках. Пуловер на пуговках, низкий каблук. В отличие от Левона, Окунев любит, когда я ношу брюки! Утверждает, что в них моя задница выглядит так… аппетитно. Точнее, утверждал.

Выхожу в коридор. Но в туалет не успею! Вижу, как муж надвигается грозным пятном. Заставляю себя успокоиться. Делаю спину ровнее. И тут, из дверей своего кабинета является доктор. Мамедов Левон.

Почему? Чёрт возьми! Почему мы работаем с ним на одном этаже и в одном коридоре. Потому, что судьба так решила? А может, злой рок.

Окунев тоже его замечает. Мимо проходит, вздёрнув свой шнобель так высоко, что того и гляди, навернётся. Жаль, не упал! Левон смотрит сопернику в спину. Кажется, мог бы глазами стрелять, я бы стала вдовой…

— Здравствуй, солнышко! — муж подходит ко мне, наклоняется для поцелуя.

Я, оглянувшись вокруг, напряжённо шепчу:

— Обойдёмся без этого?

Ромик расстроен. Притворно конфузится:

— Какая ты неласковая сегодня? Не выспалась, птичка моя? — подмигнув проходящей мимо нас Иришке, он добавляет погромче, — Я тоже!

— Идём в кабинет, — я хватаю его за рукав. Мало ли что он ещё может вытворить?

И, как будто услышав меня, мой супруг произносит:

— Мадам? — держит дверь для меня. А затем… Когда я собираюсь войти, смачно лупит по заднице.

— Чт…, - говорю, обернувшись.

И вижу Левона, который идёт мимо нас. Сердце стучит как мотор! Который заглох, а потом вновь набрал обороты. Боже ты мой, он всё видел! Какой же позор. Так охота ему прокричать:

— Это не то, что ты думаешь!

Как глупо. Безумно, до чёртиков глупо! Но теперь уже поздно кричать.

Я вздыхаю:

— Козёл, — захожу.

Ромка входит за мной, прикрывает дверь, крутит замочек. Меня пробирает насквозь липкий страх! Он зачем это сделал? Ведь чтобы отдать документы, не нужно меня запирать…

— А твой-то приревновал, — усмехается, смотрит на дверь.

— Пошёл к чёрту! — шепчу.

— Я пойду, — цедит он, — Только это оставлю.

И кладёт мне на стол свёрнутый в трубочку файл, который он до сих пор держал в ладони.

Файл расправляется медленно, словно спросонья.

— Что это? — говорю я, мельком посмотрев.

— Это тест, — произносит мой муж.

Теперь мой черёд подшутить.

— На беременность? — пробую я.

Окунев смотрит, ему не смешно:

— На отцовство.

— С какой стати? — пытаюсь понять.

Опускаю глаза. Вижу надпись. Какая-то лаборатория. Да, пожалуй, я знаю её! Отправляли туда материалы.

— Ты же врач, Марго? Знаешь, его можно сделать ещё до рождения, — Окунев выглядит сосредоточенным, хмурым. Совсем не таким, каким был только что в коридоре. Когда он меня донимал.

— И зачем мне это нужно? — пожимаю плечами. Смотрю на анализ и брезгую брать его в руки.

— Это нужно в первую очередь мне, — произносит со вздохом, — Я настоял, чтобы она его сделала. Вот принёс, поделиться хотел.

Он стоит, смотрит так, словно ждёт:

— Не посмотришь?

С другой стороны от стола стою я. И смотрю не на тест, на него:

— А зачем?

— Чтобы знать, — отвечает он жёстко.

— Что знать? — уточняю.

— Знать то, что ребёнок не мой, — отзывается Окунев, — Развода не будет, Марго. Так и знай.

— Мне плевать, чей ребёнок! — я морщусь, — Я просто хочу развестись с тобой, Ром.

Он выставляет вперёд подбородок. Глаза вылупляет. Как всякий раз делает, когда очень злится. Когда особенно хочет донести до меня что-то важное.

— Я ответил тебе, что развода не будет, — в его голосе слышится лёд.

— Боже мой, Ром! Ну, зачем я тебе? — как обычно, когда я волнуюсь, меня пробирает на смех.

Он подходит к столу, тычет пальцем:

— Читай, я сказал.

— Мне плевать, чей ребёнок! — смотрю на него, — Я с тобой развожусь.

Он хватает листок, тычет им мне в лицо:

— Я сказал, прочитай!

— Можешь им подтереться, — у меня изо рта вылетает слюна.

Окунев жёстко хватает за волосы, тычет меня, как котёнка, который нагадил, лицом в эту филькину грамоту.

— Читай, я сказал, твою мать, — упирается он.

Я настойчиво жмурюсь. Так сильно, что мошки в глазах.