Куко́льня - Анна Маркина

чтобы смотреть как бамбук через вас прорастает

крысы грызут в животах ваших долгие дыры

вас колесуют и топчут большими слонами

на кол сажают пытают щекочут до смерти

и зашивают железки в мясистые ноги

чтобы окислились и причинили вам столько же боли

сколько вы мне её тварье гнездо причинили

16. Хвостатый знак

Перезвонили с «Красной Этны» – молодой смотритель ответственно подошёл к делу: он поговорил с могильщиком, давно служившим на кладбище, и тот припомнил, что много лет назад на одном из памятников замазывали глаза и администрация заказывала работы по реконструкции.

Обитательницей могилы оказалась Наталья Ивановна Лазова, 1969 года рождения, умершая в возрасте десяти лет. Это позволяло подобраться к делу с другого бока. Всех девочек похоронили относительно недавно. И только Лазову – тридцать лет назад. Что если она была первым случаем? Возможно, он знал её? Возможно, это был человек её возраста, живущий рядом? Мужчина? Тогда сейчас ему больше сорока? Совершенно необязательно, но имело смысл. Следовало наведаться к Лазовой по месту прописки. Андрей сделал запрос в ЗАГС.

По-прежнему, когда выдавалась возможность, он обзванивал областные кладбища. Те, с которыми телефонная связь была доступна. И откопал – не в буквальном значении слова – ещё трёх пострадавших. Всё это были девочки, похороненные в последние пять лет.

Не вписывалась в эту картину только Лазова. Чутьё подсказывало Ромбову, что именно она была ключом к разгадке.

Теперь он мог доказать – это не хулиганство. Восемь девочек из таблички, территориальная разбросанность их могил, вплоть до областных поселковых кладбищ, то, что памятники обезображивались в разные годы, указывало на выверенную, терпеливую систему Серию ритуалов, а не случайные проделки подростков. Стали бы дети таскаться куда-то в область ради шалостей?

А вот татарские могилы никак не вписывались в общую картину и потому были отложены на время.

Андрей по-прежнему катил сизифовы камни документооборота отдела. Но мысли его вились вокруг спрятанных в земле тел. В рабочее время через бумажные наслоения ему чудились чёрные полосы на воображаемых детских глазах, а поздними вечерами он изучал огромную чёрно-белую карту, распечатанную на принтере из атласа автомобильных дорог на листах А4; он прикрепил её скотчем на одну из стен кабинета, а фотографии девочек и мест захоронений – сбоку кнопками с цветными шляпками.

Понимая, что следует обсудить новые обстоятельства с начальством и ещё раз настоять на официальном возбуждении дела, он предполагал, что натолкнётся на сопротивление, и оттягивал момент разговора. Ему не хотелось делиться. Как ребёнку, нашедшему конфету: вдруг заставят выбросить или отберут, а он так и не узнает вкуса, спрятанного под обёрткой.

Пришли данные по Лазовой – раньше она жила на улице Пермякова. Когда Ромбов припарковался у нужного дома, ему показалось, что интуиция кричит – это оно. Что «оно» – он ещё не знал, но район, в котором с одной стороны улицы, как спичечные коробки, были натыканы серые однообразные девятиэтажки, а с другой стороны лежало озеро с выжженными солнцем берегами, казался именно тем местом, в котором то странное, с чем он столкнулся, могло произрасти.

Он направился к подъезду, скользнув взглядом по двору: было пусто, только в отдалении дама с собачкой разговаривала с понурым мужиком средних лет в чёрной футболке. Андрей позвонил в квартиру, в которой жила умершая. Ему не открыли.

Он попробовал к соседям. Справа не открыли, слева тоже. Испытал ещё одну кнопку звонка.

– Кто? – спросил задверный голос.

– Полиция. По поводу соседей, – Ромбов показал удостоверение в глазок.

Дверь приоткрылась на цепочке, каких Андрей не видел с самого детства. В щелку глядела половина старческого лица со светло-голубым глазом, который был такого бледного цвета, словно уже готовился к исчезновению.

– Чего? – спросила половина рта, видная в щелку.

– Вы давно здесь живёте?

– Давно, – заверило пол-лица.

– Помните Лазовых из пятьдесят второй?

– Так они не живут уже лет двадцать, чего их помнить.

Андрей попросил, ещё раз поднеся к глазу удостоверение:

– Откройте, неудобно так говорить.

Звякнула цепочка. Широкую и приземистую бабулю стало видно целиком.

– Куда делись-то?

– Да куда? Померли, – сообщила она рассудительно. – Вначале дочка, потом сама Лазова.

– А муж?

– Какой там муж, слова одни, а не муж. Вначале ещё болтался, а потом не было мужа.

– Ребёнок один в семье? Наташа?

– Была Наташа, да.

– Как умерла, помните?

Бабушка, поняв, что дело касается прошлого, стала разговорчивее:

– Ой, там такая история. Помню, ещё как – всем домом обсуждали. Дочка мыться пошла и полотенцем провод под напряжением задела. А полотенце мокрое. Ну и как-то там её – всё… Не знаю, что за провод. Я уж сколько эту девочку к себе брала! После уроков у меня сидела. Но с такой матерью что сделаешь? Лазова-то того была совсем. К ней вечно какие-то люди странные приволакивались… На похоронах что-то там пели, ну такое, магическое, во дворе сжигали, дай бог памяти, тряпки, что ли… Ну совсем такие, – старушка сделала характерный жест рукой, покрутив у виска.

– Секта? – догадался Ромбов.

– Да не знаю, секта, не секта. Ну вот пели там всякое, ходили…

– Что пели?

– Да старые какие-то песни. Не народные. Не знаю, как это. Но вот прямо на лестничной клетке, как-то иду – стоят в кругу, за руки взявшись, прям тут, – она показала в подъезд, – и что-то там поют, приговаривают. От Ленки-то чего добьёшься? «Ведьма я», – скажет, и всё. А от Наташи тоже: вначале ребёнок, а потом подросла – смурной стала, уже ко мне не ходила.

– То есть проводили ритуалы?

– Ну да, наверно. Но после дочки-то она совсем уж из ума выжила. И болела долго, ну и всё… тоже, – старушка махнула рукой.

– Может быть, помните людей, которые к ним ходили?

– Да это сколько лет назад было!

– А у дочки не помните какого-то странного друга, её возраста или постарше?

– Она замкнутая была. И без друзей. В школу – из школы. Я ей говорила: иди вон во дворе с ребятами погуляй. А она что? Мать, наверно, запрещала.

Андрей чувствовал, что ухватился наконец за правильную ниточку, но она обрывалась в его руках. Он задал ещё несколько вопросов о соседях, записал бабуличье имя и номер квартиры, протянул визитку и велел звонить, если что-то вспомнится.

– А что ещё, например? Про гостей? – не поняла старушка.

– Про гостей. И всё необычное, что с дочкой было связано.

Он несколько раз прошёлся вокруг дома, оглядел его