Серебряная герцогиня - Анастасия Разумовская

— Совсем рехнулась? — холодно уточнил Ульвар. — Ты помнишь, какая казнь полагается за покушение на жизнь, честь и здоровье короля? Малейшая царапина на моей коже, и твоя будет снята с тела. Эйдис, сказал же: возьми себя в руки.

Девушка всхлипнула. Закрыла лицо руками, трясясь от злобы и горя.

— Как ты мог! Уль… Я… я любила тебя…

— Мне не нужна твоя любовь, Эйдис. Мне нужна твоя внешность, нужны твой рассудок и служба. Все остальное можешь оставить при себе. Даже странно, что ты так реагируешь на подобные мелочи. Только не говори, что ты любишь Альдо. Любила бы, не спала бы в тот день со мной. Тогда что вот это?

— Ты мерзавец, Уль… Тебе не понять… Законченный мерзавец. Ты — чудовище!

— Положим. И всё равно объясни, моя прелестная Эйдис. Только не лги мне про внезапно воспылавшую любовь.

Эйдис снова опустилась в кресло, закрыла руками лицо и разрыдалась. Ульвар холодно посмотрел на нее.

— Я жду, — напомнил, спустя несколько минут.

— Да, я не любила его, — дрожа всем телом и стуча зубами прошептала неверная жена. — Но я бы никогда его не предала! Он честный, добрый, хороший мальчик… Я пять лет делила с ним постель и жизнь… Он ни в чем, ни в чем не виноват! За что ты так с ним, Уль? За что ты ему мстишь? Ты убьёшь его, я поняла… Ювина может верить в твоё милосердие, но не я! Или это твоя месть мне, что я… бросила тебя пять лет назад?

Ульвар закатил глаза. Он действительно терял терпение. На щеках заходили желваки.

— Эйдис… Не будь дурой. Поезжай в свой особняк. Ах да… его опечатали. Ну, в Шёлковый, к родственникам. Приведи себя в порядок. Ванну прими, наконец.

У девушки застучали зубы от рыданий. Сейчас в леди сложно было бы узнать светскую красавицу: нежная кожа лица покраснела, глаза и нос распухли, рот перекосился от плача. Уль брезгливо оглядел ее. Эйдис заметила этот взгляд и вспыхнула. Вскочила.

— Ты думаешь, ты меня растоптал? Думаешь, можешь всё? Я… я расскажу твоей Джайри обо всем! Пусть узнает, какое ты чудовище! И Яру. Расскажу, что это ты — ты! — убил Лэйду. О том, что ты дал мне поручение соблазнить Яра. И про письмо тоже расскажу! — выкрикнула она в бешенстве. — Я им о тебе всё расскажу!

И бросилась к двери.

— Стоять! — приказал Уль, не двигаясь.

От его жуткого, ледяного, властного голоса девушка споткнулась. Застыла, обернулась.

— Эйдис, — тихо и жутко прошептал король. — Подожди. Не торопись. Идем со мной.

И шагнул к ней.

— Никуда я с тобой не пойду! — взвизгнула та, отпрыгивая в сторону.

Ульвар усмехнулся этому страху.

— Это в твоих интересах, милая. Не бойся, сейчас я ничего ужасного не стану с тобой делать. Просто хочу, чтобы ты кое-что увидела. Ты мне все ещё нужна. Это тебя сейчас спасает. Но мне нужна не жалкая, истеричная дамочка, нет. Мне нужна прежняя Эйдис. И я, в память нашей былой дружбы, хочу попытаться тебя спасти.

Король накинул серый плащ и направился к выходу.

— Я н-не пойду! — испуганно пролепетала Эйдис, настороженно следя за ним.

Ульвар обернулся, и она поразилась, насколько холодными могут быть его прекрасные глаза.

— Тогда тебя понесут силой. С кляпом во рту, если вздумаешь орать. Выбирай.

Девушке не оставалось ничего иного, кроме как последовать за королём. И позже, уже в карете без гербов, Ульвар, откинувшись на спинку сиденья, снова заглянула в ее бледное лицо. Эйдис вздрогнула от этого мертвящего взгляда.

— К-куда мы едем?

Голос её рвался, как тонкая нить.

— В тюрьму.

— Но ты сказал…

— Да. Помню. Я не стану оставлять тебя там. Сейчас я хочу, чтобы ты только посмотрела, что с тобой будет, если ты пойдёшь против меня. Чтобы оценила: готова ли ты к таким жертвам. Потому что потом, когда за клевету на честь короля твоей бархатной кожи коснётся кнут, оставляя навечно жуткие шрамы на тонкой спине, когда под твои перламутрово-розовые, такие ухоженные ногти вгонят иглы, когда тебя привяжут к дыбе и порвут сухожилия, и когда, наконец, клеймо обожжёт твой лоб — а я велю клеймить тебе лоб, Эйдис, а не плечо — когда всё вот это будет происходить с тобой, ты проклянёшь себя и своё правдолюбие. Я знаю, что пытки сломают тебя, Эйдис, и ты рано или поздно, но покаешься в клевете. В рубище из грубого, небеленого полотна, босая и растрепанная, с табличкой на груди. На главной королевской площади. Я не возражаю, если таким будет твоё сознательное решение. Каждый сам выбирает свою судьбу. Мне будет лишь жаль твоё красивое тело. Но ты точно этого хочешь, Эйдис? Твои внезапно вспыхнувшие чувства к мужу стоят этого?

Эйдис застонала, сползла с сиденья, опускаясь перед Ульваром на колени, прижалась лицом к его ногам, обняв их. Девушку била крупная дрожь.

— Прости… прости меня… пожалуйста. Я все поняла… я тебя не предам… Прости меня!

И разрыдалась. Тихо, как напуганный ребенок.

— Хорошо, — шепнул он и провёл рукой по её растрёпанным волосам. — Прощу. Эйдис, я дам тебе остаток этого дня, чтобы ты могла справиться с эмоциями. Но завтра с утра ты мне нужна в обычном, здравом состоянии. Я помню, что обещал тебе титул герцогини. Возьми его сама: соблазни Яра. Не сейчас. Сейчас он ненавидит и тебя, и себя. Позже. Пусть пожалеет тебя в твоем горе. Пожалеет так, что в итоге женится. И ты станешь герцогиней. А я разрешу ваш брак.

— Но я… я не смогу родить детей…

— Знаю.

— Пожалуйста, пожалуйста! Я всё сделаю, как ты хочешь. Давай поедем обратно, — скулила девушка, не поднимаясь с колен и отчаянно заглядывая в его глаза.

— Нет, Эйдис, — ласково возразил король. — Я не меняю своих решений. Хочу, чтобы ты увидела, как пытают тех, кто провинился перед короной и законом. Только так ты запомнишь. И только так я смогу быть уверен, что ты не будешь рисковать и действовать против меня за моей спиной.

Она всхлипнула. Безнадежно и бессильно. Слёзы побежали из заплаканных глаз. Ульвар