Боль - Вера Холлинс

— Не благодари меня, — прорычал он. — Я сделал это не для того, чтобы помочь тебе.

Почему ты отрицаешь очевидное?

— В любом случае, я ценю это. Мне стало лучше.

Это было правдой. На какое-то время мне удалось забыть о женщине, которая не могла быть матерью, и о публичном унижении, которому она меня подвергла. Я не хотела думать обо всех этих лицах в баре, которые смотрели на меня, как на циркового уродца, пока она причиняла мне боль самым ужасным образом.

Он не ответил, завороженно глядя на реку. Я посмотрела на его профиль, медленно обводя острый угол его челюсти, щеку, мягкие губы, синяки, которые были душераздирающим свидетельством его черноты, и даже пар, который выходил из его носа или рта, когда он выдыхал… Я не могла видеть его шрам в темноте, но я знала, где я его найду. Он поблек со временем, в отличие от шрамов внутри нас, но продолжал жить как беспощадное напоминание о нашем болезненном прошлом… о моей ошибке.

Не в первый раз я хотела бы знать, что он чувствовал, когда видел это в зеркале. Это был его личный сорт ада? Может, это было воспоминание, проигрываемое по кругу? Я хотела спросить его об этом и о многом другом, но стена между нами не позволяла этого сделать.

Слова миссис Блэк о самоубийстве его отца вернулись, чтобы насмешить меня, и боль пронзила мое сердце. Я даже не могла представить, что чувствовал Хейден в тот момент. Я шмыгнула носом и закрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Он пережил так много уродливых моментов в своей жизни, и я почувствовала глубокую потребность стереть всю эту печаль из его сердца. Я хотела, чтобы у него были счастливые воспоминания. Я хотела, чтобы он улыбался.

Я открыла глаза, качая головой на себя. Нет. Я не жалею его. Никогда не жалела. Хейден был сильным. Он пережил так много, но он все еще здесь, дышит и борется.

— Это то место, куда я иногда прихожу, когда все становится слишком тяжело для меня, — внезапно сказал он, не отрывая взгляда перед собой.

Я была удивлена, но тронута тем, что он позволил мне это, что только вызвало еще больше вопросов. Хотел ли он, чтобы его оставили в покое, когда он страдал или чувствовал себя потерянным? Чего он больше всего боялся? Почему это место было его убежищем? Почему он хотел показать его мне?

Но я только спросила:

— Почему это место?

— Я люблю реки. Их нескончаемый поток завораживает меня, а мерцающая поверхность помогает мне сосредоточиться на ее красоте, а не на уродстве моих эмоций. Это успокаивает меня.

Я смотрела на него с открытым ртом, завороженная его глубокими словами. Он был не таким, как обычно. В Хейдене было гораздо больше, чем я когда-либо знала, и я с горечью задавалась вопросом, могло ли наше прошлое быть другим, начиная с того момента, как я упала, неся ту коробку три с половиной года назад. Одного его оскорбления было достаточно, чтобы я развалилась, но один хороший момент с ним подарил мне эту неописуемую радость и покой. Я снова почувствовала, как все сошлось, и части нашей сложной головоломки сложились вместе, чтобы сформировать гармоничное целое.

Наконец он обернулся, чтобы посмотреть на меня, и улыбнулся.

— Вот видишь, все не так уж и плохо? Ты доберешься домой целой и невредимой.

Он направился к моей машине, и я последовала за ним.

— Я должна поблагодарить свою счастливую звезду, — пошутила я.

Его единственным ответом была медленная улыбка, которая меня очаровала. Он сел в мою машину, и я просто смотрела на него, наслаждаясь видом этого другого Хейдена. Этот неожиданный момент с ним был особенным, и я дорожила им. Он помог мне забыть о моей матери, о морозе… И о Матео.

О Боже. Пятница не могла наступить достаточно скоро.

Мы провели дорогу домой в тишине, но я не возражала. Я время от времени украдкой поглядывала на него, пытаясь понять его эмоции, но его лицо было пустым, как обычно. Он припарковался на моей подъездной дорожке и выключил двигатель, оставив ключ в замке зажигания.

Я сцепила руки на коленях, подбирая нужные слова, прежде чем он уйдет, но прежде чем я успела поблагодарить его еще раз, он повернулся ко мне и сказал:

— Постарайся немного поспать.

Его нежные слова застали меня врасплох, парализовав, и все, что я могла сделать, это ответить на его напряженный взгляд, полный горько-сладких эмоций. Его глаза были такими темными, посылая мне дрожь предвкушения, и я собиралась снова погрузиться в его мир…

Пока он не моргнул, отключившись. Он вышел из моей машины, не сказав ни слова и не взглянув, оставив меня с оглушительным сердцебиением и жгучим желанием.

ГЛАВА 6

Выходные по случаю Дня благодарения не были особенно радостными, когда их проводишь в одиночестве, и дни проходили в смеси грусти и желаний большой семьи. У меня не было никого, кроме моей матери, которая никогда не была в восторге от этого праздника. Мы всегда проводили ужин в День благодарения в неловкой тишине, ели полуфабрикат из индейки, потому что она была катастрофой на кухне, как и я.

Этот год был худшим, потому что впервые мы даже не ужинали. После того, что случилось во вторник вечером. С тех пор мы не разговаривали. Среду я провела в своей комнате, пытаясь что-то нарисовать между моментами жалости к себе, но это было трудно, потому что, когда я проснулась тем утром, слова моей матери ударили по мне вдвойне сильнее.

Было трудно смириться с тем фактом, что я даже не должна была существовать, но была жива благодаря извращенному повороту событий. Если бы она знала, что беременна с самого начала… меня бы не было… Меня бы не было.

Я была для нее просто препятствием.

Еще несколько месяцев, Сара. Тебе будет восемнадцать, ты закончишь школу и поступишь в колледж. Тебе больше не придется жить с ней.

Сколько раз я представляла себе жизнь самостоятельно? Но это было невозможно. Мне должно было исполниться восемнадцать, чтобы покинуть дом в Коннектикуте, если только я не подам прошение в суд по наследственным делам, чтобы стать эмансипированным несовершеннолетним, но это был долгий процесс без гарантированного результата. К тому же у меня было мало денег, и я не могла содержать себя на